болью, и я могла заснуть, а не думать о нем… Чем он занят? С кем он? Думает ли обо мне?

Это оказалось правдой. Упорный труд спасает от неприятностей… и от искушения.

В конце концов, я поступила правильно. Рэнсом никогда по-настоящему не заботился обо мне. Поэтому ему так легко удавалось держаться в стороне.

Я так вымоталась на смене в тату-салоне, поэтому, добравшись до вершины лестницы, со стоном рухнула на дверь. Только мое тело встретилось не с твердым деревом. Я упала на что-то более мягкое… и определенно более фигуристое.

– Зайчонок, ты ужасно выглядишь! – поприветствовала меня мама в своей фирменной манере Джулианны Торн.

Отступая, я споткнулась, уперлась спиной в противоположную стену и моргнула. Я молниеносно насторожилась. Передо мной стояли папа, Гера и мама. Никаких телохранителей. Никаких сотрудников охраны. На мгновение меня охватило желание рявкнуть на них, чтобы они возвращались в Техас. Но затем я вспомнила слова Илоны, сказанные мне на прошлой неделе.

«Ты не можешь вечно оставаться вдали от семьи. Даже если они несовершенны, а твои чувства имеют вескую причину, они все равно любят тебя и по-своему очень заботятся. Не отказывайся от них раньше, чем попытаешься изменить ваши отношения».

– Ч-что вы здесь делаете? – выдавила я из себя. Слова давались с трудом.

– Пора нам поговорить, – мягко, но строго сказал отец. Я так давно не слышала его серьезный тон. «Я соскучилась по нему», – глупо отметила про себя. Мне не хватало его суровой любви. Не хватало его «какой-угодно-любви».

– Мы не разговаривали с того ужасного дня, когда ты приехала в Техас на несколько часов. С тех пор как… – Мама судорожно вздохнула, остановившись на полуслове.

С тех пор, как дала понять, что не считаю их семьей, ведь они не заметили нападок Крейга.

Но с того времени я добилась определенного прогресса. Поняла, что, возможно, за тот конкретный проступок мне стоило злиться не только на них. У моей семьи свои недостатки: они вмешивались в мою жизнь, в мои решения, в мое благополучие, подрезали мне крылья, посадив в красивую золотую клетку. Но, как сказала Илона на одном из наших многочисленных сеансов, они не были злонамеренно жестокими, даже если жестокость и имела место. А Крейг приставал ко мне, специально улучив момент, чтобы не вызывать у них никаких подозрений.

Я перевела взгляд на Геру, вскинув бровь.

– Где твой муж?

Ответ был мне уже известен. Хоть раз в жизни я стала язвительной сестрой. Гера поджала губы и опустила взгляд.

– Сейчас он живет у родителей. Внес залог сразу после ареста.

– Вероятно, впервые в жизни ему пришлось почувствовать какой-то дискомфорт.

– Ты собираешься довести судебное разбирательство до конца? – спросила моя сестра.

Я скромно улыбнулась и ответила:

– Вопреки распространенному мнению, я всегда довожу начатое до конца.

– Мы разводимся, – выпалила Гера.

– Конечно. – Меня не тронули ее слова. – Если останешься с ним после случившегося, это отразится на твоей репутации. Появится много ужасных заголовков.

– Так вот что ты думаешь? – У Геры отвисла челюсть.

Я пожала плечами.

– Послушай, Хэлли, мы бы хотели поговорить с тобой внутри, в более уединенной обстановке.

Папа выглядел таким потерянным, таким выбитым из колеи, что меня пронзил укол вины. Я никогда не видела его настолько не в своей тарелке.

Не думала, что в моей квартире хватит места для всех, но все равно вставила ключ в замок и начала возиться с ним, когда он застрял. С досадой я объяснила:

– Сложный замок.

Отец вторгся в мое личное пространство, схватился за ручку и взял у меня ключ.

– Секрет в том, что нужно потянуть ручку на себя, а ключ засунуть как можно глубже, прежде чем повернуть.

Он без труда открыл дверь.

Скептически нахмурившись, я спросила:

– Откуда тебе это известно?

– Подростком я подрабатывал слесарем каждое лет-о.

– Я понятия не имела.

– Все потому, что я почти никогда не говорил с вами, девочки, ни о чем важном. И мне бы хотелось это изменить. А теперь зайдем.

Мы все вошли в мою гостиную. Я не стала извиняться ни за размеры своей квартиры, ни за ее состояние. Или за то, что диван выглядел так, словно его лучшие времена пришлись на девяностые.

Мама с Герой сели на мой крошечный диван, а отец занял единственный табурет возле уголка для завтрака. Я приземлилась на двухспальную кровать.

Отец переглянулся с мамой и Герой. Мне всегда представлялось, что они одна команда, независимая от меня во всех отношениях, формах и проявлениях. Так казалось и сейчас. Будто они говорили на каком-то тайном языке одними только глазами.

– Я начну, – решительно сказал папа, когда мама с Герой смущенно отвели взгляд. – Вся семья задолжала тебе извинения, Хэлли. И думаю, что самым подходящим для извинений временем был тот день, когда ты приехала в Техас и рассказала нам о Крейге. Мы были так потрясены, так злы – на него, на себя, – что ярость затмила трагедию. К тому времени, когда мы пришли в себя, переварили все, что было сказано и сделано, ты перестала отвечать на наши звонки. Рэнсом посоветовал нам дать тебе личное пространство…

При упоминании его имени мое сердце сжалось. Но лицо не дрогнуло.

– И мы дали его тебе. Мы продолжали звонить, но не приближались. Пока не стало ясно, что ты не хочешь иметь с нами ничего общего – возможно, навсегда. Я прав, милая? Ты не хочешь иметь с нами ничего общего?

Да. Нет. Возможно?

– Все сложно, – наконец ответила я. – Ваше присутствие напоминает мне не только о том, что произошло с Крейгом и осталось незамеченным. Для меня вы символизируете потерю независимости. И невозможность достичь чего-либо. Вся эта ложь, замалчивание моей дислексии… то, как вы подменяли свою любовь и привязанность ко мне особняками и дизайнерскими сумками… Я злюсь на вас. Злюсь на себя за то, что позволила подобному случиться. И я еще не закончила злиться.

– Справедливо. – Отец потер подбородок. – Мы не собираемся заставлять тебя делать то, к чему ты не готова. Но перед уходом нам нужно кое-что сказать. Прежде всего я хотел бы извиниться. Хэлли, это обобщающее заявление, так что слушай внимательно. Я прошу прощения за то, что не находился рядом, когда должен был. За то, что принимал неправильные решения, когда ты была слишком юна, чтобы принимать их самостоятельно. За то, что причинял тебе боль, пытаясь защитить. За то, что окружал тебя ценностями и другими вещами вместо родительского внимания. За то, что отсутствовал и сосредоточился на себе и своей карьере,