Божией король Англии, герцог Нормандии и Аквитании, граф Анжу, властью и правом, данными мне Богом, произвожу тебя, Эдгар, сын Раймунда Лионского, в рыцари! И да ниспошлёт тебе Господь милость Свою и дарует славу твоему мечу! Встань, сир Эдгар, отныне ты — рыцарь, и твои будущие победы в твоих руках!

Молодой человек едва почувствовал троекратное прикосновение тяжёлого меча к левому, правому и вновь левому плечу. Всё совершилось так быстро, так просто, почти обыкновенно... Но это было именно то, о чём он молился и мечтал до поры только в самых неясных снах, а в последнее время в самых дерзких своих надеждах.

— Ну вот! — Ричард знаком велел Эдгару подняться с колен и указал на кувшин и кубки: — Стоит выпить теперь за нового рыцаря.

— А можно и мне? Я радуюсь этому событию не меньше, чем вы оба!

В проёме шатра стояла Элеонора и со сдержанной улыбкой переводила взгляд с сына на вновь посвящённого.

— Только не подумай, Ричард, что я пришла подсматривать! Просто мне надоело ждать, когда же ты принесёшь обещанное вино. Я откинула полог шатра и увидала сира Эдгара на коленях, тебя с мечом...

— И наверняка этому не удивилась! — воскликнул король, подставляя третий кубок к двум первым. — Думаю, ты куда раньше меня догадалась...

— Я догадалась в тот день, когда Эдгар приехал в Кентербери, — королева подошла и ласково положила руку на плечо рыцаря. — Но не сомневалась, что ты в конце концов восстановишь справедливость, сын мой...

— Могла бы сказать мне, — не обиженно, но с досадой заметил король. — А вдруг этот отважный лгунишка явился бы со своей исповедью в неподходящее время. Что если я был бы в самом мерзком расположении духа? Я же мог его убить!

Королева махнула рукой:

— О, что ты! Неужто я не знаю, в каком случае ты можешь убить, а в каком — нет? Ему это не грозило. На самый худой конец бедняге пришлось бы совершить ещё пару подвигов, чтобы заслужить посвящение.

Глава восьмая

Дама сердца

Через некоторое время Элеонора вышла из шатра своего царственного сына вместе с молодым рыцарем. Эдгар так и не проронил ни слова с того момента, как меч короля трижды коснулся его плеч. С одной стороны, он понимал, что нужно бы поблагодарить Ричарда, поклясться в преданности делу Гроба Господня и пообещать сражаться с ещё большей доблестью, а с другой стороны, никакие слова не казались ему достойными поступка короля и всего того, что только что произошло.

Он опомнился, только заметив, что они с королевой отошли уже довольно далеко и от английского стана, и от самого лагеря. Вокруг них простиралась расплавленная полуденным солнцем Акрская равнина, и воздух тёк и струился вокруг, дрожа, размывая очертания камней, редких кустов, далёкого силуэта городской стены.

— Странно! — проговорила Элеонора, первой нарушив молчание. — До сих пор я умела читать только мысли Ричарда. Но сейчас, мне кажется, я знаю, о чём думаете вы, мессир!

От этих слов юноша вдруг очнулся.

— Его величество говорил мне, что у нас с ним есть что-то общее. Хотя это едва ли так. Я думаю о том, что теперь мне, чтобы оправдать такую милость, видимо, придётся погибнуть в бою...

— О, это лучшая смерть для любого рыцаря! — глаза королевы молодо блеснули, она щёлкнула пальцами, как делала, развеселившись. — Но советую вам умереть в бою лет этак через сорок. А можно и позже: я убедилась, что и в старости можно найти немало радостей жизни... Но вы думали не только об этом. Вы решали, возможно ли вам теперь, став рыцарем, добиться руки принцессы? Ведь так?

Молодой человек вспыхнул. Что, в конце концов, за дело этой невероятной женщине до его сердца?! Однако глаза Элеоноры, её поразительные тёмные глаза смотрели на него с такой лаской, что он смутился и отвёл взгляд в сторону.

— Если вы о сарацинской пленнице...

— Ну конечно! Кроме неё, в лагере есть только одна принцесса — Алиса. Да и та вот-вот уедет во Францию, Филипп уже решил это. Но вы же не встанете на пути своего лучшего друга, как ни прекрасна эта француженка!

— Нет, — Эдгар ответил улыбкой на улыбку Элеоноры. — Да я о ней и не думал. Однако не могу же я просить руки пленницы?

Королева живо схватила его за локоть, снизу вверх засматривая ему в лицо:

— А вы бы попросили? Неужто, повидав её один раз, вы потеряли голову?

— Нет, миледи! Хотя, возможно, да. В этой девушке есть что-то особенное. Я бы даже не сказал, что она поражает красотой, бывают женщины и красивее. Но в ней... в ней... Даже не знаю, как это сказать!

— Как бы это ни говорилось, мессир, но вам придётся долго добиваться её, если только ваше рвение вскоре не исчезнет, как обычно и бывает с мужчинами. Мой сын намерен вернуть Абризу Саладину. Женщину не пристало держать в заложницах, а если придётся говорить с сарацинами о перемирии, то благородство короля, надеюсь, будет оценено. Правда, Саладин едва ли умеет быть благородным, но притворяться благородным, скорее всего, умеет. И, возможно, если мир будет заключён, султан и захочет упрочить его, отдав дочь в жёны христианину.

— Но ведь не простому рыцарю! — воскликнул Эдгар и сам поразился горечи, прозвучавшей в его голосе. («Как странно! Мне даже не хочется спросить у Элеоноры о том, кто говорил с нею ночью, в её шатре... — проступила и погасла почти