Всю ночь Годейра и Бакид на лодке обходили триеры. Из двенадцати судов только семь сохранили все паруса. Корабли имели большие повреждения, особенно пострадала оснастка. Бакид давал советы, как и что исправить, какую произвести замену. Обычно триера несла четыре паруса: три основных и четвертый килевой треугольник. Бакид приказал оставить на каждом корабле по два паруса, остальные передать тем, что остались совсем без ветрил.

Около полуночи штиль сменился легким бризом, потом ветер окреп, и утром на горизонте показались еще семь триер. Их подождали, наспех привели в порядок, и в полдень флот амазонок поднял паруса. Главная триера обогнула стоянку кораблей и вышла вперед. За ней в цепочку вытянулись остальные восемнадцать.

Поход на Меотиду начался.

Бакид понимал: самая трудная часть пути — это Боспор Киммерийский. На берегах пролива стоит большой город Пантикапей, там с торговых судов берут пошлину. Военные корабли могут не пропустить совсем, а еще хуже—их могут захватить. Кто сейчас царем в Пантикапее— Бакид не знал, и как он отнесется к большому военному флоту, было трудно предположить.

Оставался единственный выход: проскользнуть через пролив ночью. И Бакид сказал Годейре:

— Молитесь своей богине, чтобы ночь была ветреной и темной.

Весь следующий день амазонки возносили молитвы всеблагой Ипполите. И богиня, в это свято верили дочери Фермоскиры, помогла им. Третья ночь после начала похода выдалась дождливой и ветреной.

Бакид, готовясь к прорыву, сам того не подозревая, толкнул царицу на большую ошибку. Он позвал Годейру и сказал:

— Я боюсь за последнюю семерку кораблей. Они то отстают, то мечутся из стороны в сторону. Или там неисправные снасти, или неумелые кормчие.

— И то и другое, — ответила царица. — Я удивляюсь, как они не отстали от нас совсем. Через Боспор им не прорваться.

— Выход у нас один. Нади перестраиваться. Нужно разделить корабли на три части, а последнюю семерку разбросать между ними. Первые семь триер поведешь ты, Годейра. Вторую семерку поручи Беате. Она, я вижу, толковее других. Последние пять кораблей поведу я. И да помогут нам боги.

— Но я не знаю пути, Бакид.

— Я тоже не ходил по морю в этих местах. Помни одно — держись левее. Нам нужно попасть на скифские берега. А они на левой стороне Меотиды. Справа, говорят, живут меоты, я о них не знаю ничего. Потому лучше остерегаться.

— Но почему ты хочешь идти последним? Это рискованно.

— Нам нужно одно: проскочить пролив незаметно и не вызвать погони. Вы и Беата успеете это сделать в темноте, а я мимо города пойду на рассвете, и меня, вероятно, заметят. Я постараюсь обмануть и задержать пантикапейцев. А ты и Беата должны идти только вперед. Если какое?нибудь судно замешкается — оставляйте его. Я соберу их и догоню вас. Помните: Меотиду называют озером, но меотийская волна крутая, по ней ходить труднее, чем по морю. И парусам, и веслам хватит работы. Сил не жалейте. Вперед, вперед и только вперед! Пусть боги пошлют вам удачу.

До полуночи эскадра перестроилась: семерка Годейры подняла паруса, заработали весла, и скоро слева по борту замерцали огоньки Пантикапеи. За Годейрой тронулись триеры Беаты, вытягиваясь в длинную цепочку. Хотя и дул попутный ветер, все равно корабли двигались медленно. Они были перегружены. С намокшими под дождем парусами амазонки справляться не могли, да и парусов не хватало. Гребцы были неопытны, кормчие не знали маневра, и суда не слушались их. Шло время, а Годейра и Беата все еще были на виду у города, растянувшись по проливу. Бакид ждал и не мог тронуть с места свою пятерку кораблей.

Когда последние триеры Беаты исчезли за дождливой мглой Боспора Киммерийского, начался рассвет, тучи поднялись вверх. У городской пристани на темном фоне огромной горы яркими пятнами забелели поднятые паруса. Бакид понял: их заметили. Двигаться вперед не было смысла. И Бакид стал ждать. Сотенная Гипарета, она была старшей над амазонками корабля, с тревогой глядела на спокойного Бакида.

— Ты сможешь найти мне хорошую одежду? — спросил он ее. — Лучший плащ, лучший хитон, дорогое оружие?

— Смогу.

— Принеси. Запомни, я торговец зерном и должен выглядеть достойно. Выбери десяток самых красивых женщин, одень их, пусть они прислуживают мне. Вынеси на палубу все, что есть из еды и питья. Больше вина. Расстели на рундуке чистую скатерть, расставь дорогую посуду — я буду завтракать. Остальные женщины пусть сидят на веслах, и упаси их боже, пусть не показываются на палубе. Делай.

Когда к триере пристала фелюга с десятком вооруженных людей, Бакид сидел около рундука, разодетый как петух, и запивал вином сыр, сушеную рыбу и солонину. Вокруг него суетились служанки. Их дважды пришлось менять до этого. Гипарета имела иное понятие о красоте, чем Бакид, и выбрала самых грубых амазонок, иссеченных шрамами. Миловидные в Фермоскире считались некрасивыми.

Восемь парусников с вооруженными мужчинами и баллистами на бортах встали поодаль от триеры. Первым на палубу поднялся чернобородый человек с заспанными глазами и припухшими веками. Бакид встретил его поклоном и указал на место около рундука. Чернобородый сел, широко расставив ноги, спросил:

— Кто ты и куда едешь?

— Бакид, торговец из Афин. Иду в Скифию за зерном. А кто ты?

— Меня зовут Перисад. Я сборщик налогов Пантикапеи.

— Я приветствую тебя, высокочтимый Перисад. Раздели со мной мою утреннюю трапезу.

— Почему встал на внешнем рейде? Почему не вошел в пристань?

— Прости меня, достославный Перисад, но я не хотел так рано тревожить тебя. Только–только рассвело. И потом, я не первый раз иду за пшеницей — раньше налоги взимались на обратном пути. А сейчас я не знаю, сколько груза повезу обратно...

— Я что?то не помню тебя.

— Тысячи кораблей проходят в Меотиду — можно ли запомнить всех купцов. Я же редко сам занимаюсь уплатой налогов. Стар становлюсь.

— Давно ли афиняне стали посылать военные корабли за пшеницей?

— Времена меняются, Перисад. Морские дороги стали беспокойными, ты сам, я полагаю, знаешь об этом. Нам без охраны нельзя.

— Ты, я вижу, хорошо живешь. С такой свитой в море выходят только цари. Я не видел, чтобы эллинские купцы брали на корабли женщин. Говорят, бабы в море приносят несчастье.

— Может быть, это и верно. Я попал в такой жестокий шторм... Видишь мою оснастку? Я потерял половину парусов. Но, чтобы ты знал, я могу позволить себе эту роскошь. Добрую половину хлеба Афинам поставляют мои корабли. Благодарные горожане сделали меня почетным гражданином Афин. Эй, женщины, налейте гостю лучшего вина. Пусть и воины твои отведают мою скромную пищу.

Перисад кивнул головой своим стражникам и принял ритон с вином. До этого он не пил на чужих кораблях, но вчера в каюте была большая попойка, у сборщика налогов страшно болела голова и он не успел опохмелиться. После двух ритонов шум в голове прошел, глаза Перисада подобрели, и он подставил ритон в третий раз. Не отставала от него и охрана — амазонки с амфорами в руках так и сновали между люком трюма и рундуком. Опустошив третий ритон и вытерев ребром ладони усы, Перисад сказал: