Пугающе большая, стопятидесятиголовая масса гостей постепенно распадалась на личности, от которых протягивались ниточки к виновникам торжества. Воспоминания, забавные и трагические истории, споры о характерах и взаимоотношениях, попытки объединить, разъединить, познакомить — посадить рядом, вблизи, в другом конце — сделали каждого из гостей осязаемым и желанным. Даже Павлик, который вначале действовал в пику родителям — вы хотите вселенский базар, вы его получите, — почувствовал уникальность возможности: устроить торжество и собрать под одной крышей родных и близких, друзей и приятелей, полезных и просто приятных людей.

За две недели до свадьбы Катенька, которая уже полгода жила с Павликом, по настоянию родителей вернулась к ним. Татьяна с удовольствием отметила, что Павлик мгновенно заскучал, стал обвинять всех в ханжестве и ждал дня бракосочетания с гораздо большим нетерпением, чем раньше.

Утром в день свадьбы Татьяну, Маришку и Павлика охватила возбужденная нервозность. Жених волновался словно перед экзаменом, на котором его могли завалить. Сестра жениха вдруг за завтраком ударилась в слезы:

— Какого черта ты женишься? А я? Ты же мой брат, ты мне был ближе всех! И тут появляется какая-то девица и ты меня бросаешь!

— Привет! — удивился Павлик. — Куда я тебя бросаю? Ты что, Катьку не знаешь? И жить мы будем вместе. Пока.

— А-а-а! — еще пуще захлюпала Маришка. — Вот видишь — «пока»! А потом ты меня в утиль!

— Не парься! — призвал Павлик сестру, что в переводе с молодежного на русский означало «не беспокойся, не напрягайся».

— Будешь плакать, — предупредила Татьяна, — глаза покраснеют и нос распухнет. Не морочь брату голову! Павел, расслабься. Глядя на твое лицо, можно подумать, что тебя на аркане тащат жениться. Давайте-ка выпьем валерьянки.

Она достала три рюмочки, плеснула в них воды и накапала лекарства. Не сговариваясь, они подняли рюмки и автоматически чокнулись. Нервно рассмеялись и выпили валерьянку.

Успокоиться не удалось, потому что позвонили от Катеньки и предупредили: соседи готовят засаду на лестничной клетке, будут требовать выкуп за невесту.

— Какой выкуп! — вспылил Павлик. — Я ребят позову или милицию — пусть их затолкают по квартирам. Что за представление!

— Старый русский обычай, — увещевала Татьяна. — Ты и Виталик, свидетель, заплатите какие-то деньги. А потом тебя и Катеньку осыпят конфетами, зерном и мелкими монетами. На счастье. Конфеты, чтобы жизнь была сладкой, зерно — для достатка, а мелочь — к богатству. Учти, что они будут торговаться, повышать выкуп.

— Торговаться? За Катьку? — возмутился Павлик. — Надо срочно отменить отстойный обычай.

Когда Татьяна убедила его, что отменять обычай некрасиво, недостойно и обидно для людей, Павлик бросился звонить отцу:

— Папа! За Катьку деньги требуют! Поезжай, пожалуйста, с нами!

Маришка сходила в парикмахерскую и сделала новую прическу. Татьяна только головой покачала: почти наголо подстриглась, лишь на висках пейсы да на затылке длинные пряди — и все выкрашено белыми перышками.

У Павлика рвались шнурки на новых ботинках, не завязывалась бабочка и потерялся цветочек, который нужно воткнуть в петлицу.

Татьяна устала призывать детей к спокойствию и повысила на них голос:

— Возьмите себя в руки! Павел, ты не диссертацию едешь защищать, а жениться! Тебя распишут, даже если ты явишься без галстука и босиком. Подумай о том, что тебе Катеньку нужно поддержать, а не добавлять ей волнений, которые в ее положении совершенно ни к чему. Марина! Ты на этом празднике лицо второстепенное. И держись в тени, не выставляй свои капризы на всеобщее обозрение. Если ты желаешь брату добра, то будь любезна вести себя так, чтобы его свадьба превратилась в событие радостное и счастливое.

Дети резонно возразили ей: мама, а почему ты сама колбасишь (в переводе с их жаргона — «носишься») по квартире как ошпаренная?

* * *

Во Дворец бракосочетания на акт регистрации были приглашены тридцать человек. К тому времени, когда прибыли жених и невеста, благополучно выкупленная и оба очищенные от леденцов и зерна, нервозное волнение перешло в празднично-торжественное. Татьяна в который раз поблагодарила судьбу, подарившую ей Бориса. Он слегка сжал ее руку — не переживай, все будет хорошо, и она почувствовала радостное облегчение: я не одна, у меня есть поддержка и опора. Каково было бы ей, одинокой, рядом с Андреем и Юлей? Даже роскошное платье, которое модельер сделал «в стиле Марии Стюарт», не помогло бы.

Сшитое из тонкого бархата цвета светлого изумруда, с отложным воротником на стойке, переходящем в узкое декольте, плотно облегающее талию и расширяющееся книзу, падающее до пола многими фалдами — Татьянино платье напоминало наряды прошлых веков и в то же время было по-современному стильным. «Марией Стюарт» Татьяна не рискнула бы себя назвать, но то, что она походила на вдовствующую королеву, ставшую на стезю кокетства, было определенно.

Маришка выбрала себе платье с жестким черным корсетом без бретелек и длинной пышной юбкой из пестрого шифона. Хотя корсет поднимался высоко, даже ложбинку между грудей не было видно, но каждый вдох-выдох создавал неподражаемый эффект. Маришкино тело, которое то отлипало от корсета (на выдохе), то вновь к нему прилипало (на вдохе), магнитом притягивало взгляды. Невольно разыгрывалась фантазия — что там, за броней черного корсета? И хотелось заглянуть в щелочку, которая ритмично образовывалась между платьем и грудной клеткой. Татьяна убедила дочь, что необходимо (хотя бы в официальные моменты) прикрыть эту нескромную игру дыхания. Боа из перьев и норковую накидку Маришка с возмущением отвергла. В итоге остановились на широком и почти прозрачном палантине из того же шифона, что и юбка платья.

Александра Ивановна, мама Катеньки, еще когда обсуждали наряды, испуганно предупредила: я в длинном не могу ходить, запутаюсь и упаду. По предложению Татьяны ей сшили костюм из терракотового джерси. Юбка до середины икр, короткий пиджачок с вышивкой по канту воротника — этот костюм еще несколько лет можно будет надевать по праздникам.

На Юле было платье из нежно-голубого атласа, и она, как никогда, напоминала статуэточку — из тех, которых раньше любили выставлять в сервантах рядом с парадными сервизами.

Женские придирчивые взгляды отметили также удачный наряд Катенькиной подруги-свидетельницы и еще нескольких дам, воспользовавшихся редкой возможностью одеться концертно-театрально.

Но никто не мог сравниться с невестой. Катенька была прекрасна! Живое воплощение грез женщин всех времен и народов. Тех грез, которые начинают будоражить девичье воображение еще на школьной скамье и выплескиваются в рисование королевн и принцесс с тонкими талиями и широченными юбками на обложках ученических тетрадей. И в глазах мужчин, откровенно любующихся невестой, без труда читалось: с такой красавицей под венец идти — одно удовольствие.

Свадебное платье было настолько великолепно, что воспринималось каким-то царским одеянием и не сразу делилось глазом на составляющие — ажурный лиф, пену тюля и кружев юбки. Воздушно легкую фату с редкими блестками держал веночек из белых цветов, так искусно выполненных, что они легко принимались за живые орхидеи. Катенькино лицо в обрамлении пружинистых локонов было по-детски чистым, по-девичьи красивым и по-женски взволнованным. И вся она — не живая простая девушка с московской окраины, а спустившаяся на землю фея-волшебница.