На эту же сессию Теодоро Кастро выехал вместе с Даниэлем Одубером. В купе вагона Даниэль рассказал ему о составе костариканской делегации и порекомендовал поближе познакомится в Париже с одним из ее членов, выходцем из богатого хорватского клана, бывшим одноклассником югославского президента Иосипа Броз Тито послом Коста-Рики в Никарагуа Романо Орличем.

— Этот человек может тебе помочь в установлении коммерческих связей и в переговорном процессе с членами югославской делегации, — пояснил Одубер. — Романо сам кровно заинтересован в налаживании хороших отношений с Белградом. Дело в том, что после окончания Великой Отечественной войны в Европе было национализировано его наследство, оцененное в сто тысяч долларов. Он до сего времени все еще надеется вернуть потерянное имущество и крупные земельные владения там…

* * *

По прибытии в Париж Григулевич окунулся в активную кулуарную деятельность. Шла обычная политическая борьба между делегатами стран социализма и капитализма, в ход запускался целый арсенал различных средств и методов воздействия — демагогия, дезинформация, фальшивки, клевета, запугивание, банальный подкуп в форме подарков и обещания карьерного роста, не говоря уже о лести и грубых обвинениях. Особенно усердствовали в применении этого арсенала американцы. Теодоро Кастро познал это и ощутил на себе. Когда в повестку дня VI сессии ООН был поставлен греческий вопрос, суть которого сводилась к возвращению эвакуированных в 1949 году с согласия родителей в страны народной демократии греческих детей, то США в который уже раз решили использовать трибуну ООН для очередного обвинения Советского Союза в антигуманизме и «заражении «похищенных» детей микробами коммунизма», а также в «разъединении» греческих семей. По замыслу главы делегации США государственного секретаря Дина Ачесона, одним из выступавших по этому вопросу должен быть представитель Латинской Америки. По неизвестно каким причинам выбор нал на самого молодого члена делегации Коста-Рики, феноменально начинавшего свою дипломатическую карьеру с участия в самом представительном международном форуме — заседании Генеральной Ассамблеи ООН.

Согласовав вопрос о выступлении Кастро с руководителем костариканской делегации, вице-президентом страны Алфредо Волио, госсекретарь США взялся сам за обработку Теодоро Кастро. Избрав свою излюбленную тактику «пряника», Ачесон стал усиленно склонять его к выступлению против СССР, обещая ему поспособствовать продвижению по дипломатической линии. Возникла сложная ситуация. Выступать в духе американских инструкций, поливать грязью Советский Союз без санкции Центра он опасался. А посоветоваться было не с кем: связаться с кем-либо из парижской резидентуры он не имел права без санкции Москвы. Отказаться же от выступления на сессии ООН — значило попасть в немилость Ачесону, вице-президенту Волио и тем самым поставить крест на своей дипломатической работе в Италии.

Надо было срочно принимать решение. И Григулевич нашел выход из положения: решил подготовить такое выступление, которое бы не противоречило принципиальной позиции Советского Союза по проблеме «похищенных» греческих детей.

На несколько дней он засел в библиотеке ООН за изучение печатных материалов по греческой проблеме, которая широко освещалась в американских и афинских газетах.

И вот наступил день и час выхода на трибуну ООН советского разведчика-нелегала, костариканского «врид шаржедафэра» в Италии Теодоро Кастро. Реглахментом ему отводилось десять минут. Бросив спешный, внимательный взгляд на министра иностранных дел СССР Андрея Вышинского, который в этот момент оживленно беседовал со своими помощниками, Теодоро начал в своей манере эмоционально говорить о человеколюбии, о гуманизме, ссылаясь при этом на Библию и древнегреческих богословов, а затем о самих детях как о будущем Греции. Произносилось им много трогательных слов, но ровно ничего не было сказано в поддержку американского проекта резолюции VI сессии Ассамблеи ООН.

Перед тем как закончить свою высокопарную зажигательную речь, Теодоро снова метнул короткий взгляд на Вышинского — тот внимательно слушал его. Свое выступление дипломат Кастро закончил теми же патетическими, мало что значащими словами, с которых начал речь. В кулуарах Ассамблеи потом много говорили, что по части красноречия и эмоциональности молодой костариканский дипломат превзошел всех и достиг самых больших высот. На следующий день, когда дебаты по греческому вопросу продолжались, слово взял руководитель делегации СССР министр Вышинский. Отстаивая позицию советской стороны и критикуя ее противников, он упомянул никчемное выступление и латиноамериканского делегата, назвав его «цепным псом империализма, болтуном и политической пустышкой».

В перерыве после выступления Вышинского Теодоро подошел к государственному секретарю США Дину Ачесону и, приняв позу «обиженного», высказал сожаление, что своим выступлением на Ассамблее он навлек на себя оскорбительный гнев советского представителя, что теперь это может повредить его дипломатической карьере. Ачесон успокоил его и, дружески похлопав по плечу, сказал:

— Запомни, молодой человек, когда Вышинский кого-то заметит и публично отругает, тому это только придает больший вес и добавляет известности!

В тот же день вечером в отеле «Наполеон» его навестил вице-президент страны Альфредо Волио. Он поблагодарил верноподданного дипломата за впечатляющую, ни к чему не обязывающую речь, но поднимавшую авторитет и значимость Коста-Рики на международной арене. Хотя Ассамблея ООН продолжала свою работу, Волио и его помощник Хорхе Мартинес высказали Теодоро Кастро свое намерение посетить Италию и Ватикан. 25 ноября он вместе с ними возвратился в Рим.

Преследуя далеко идущие цели — заручиться поддержкой могущественных людей Коста-Рики, Теодоро предпринял все необходимое, чтобы они были приняты в Италии на самом высоком уровне. Используя свои связи в верхних эшелонах власти Италии и Ватикана, Кастро, пока его супруга знакомила гостей с Вечным городом, с Капитолием и Колизеем, тем временем прилагал все усилия к тому, чтобы они встретились с руководством Италии и святым отцом Пием XII, о чем мечтал и намекал ему Альфредо Волио.

Благодаря блестящим организаторским способностям и своим связям Теодоро удалось договориться с влиятельными лицами Италии о том, чтобы его «соотечественникам» были оказаны высокие почести. На второй день пребывания в Риме Волио и Хорхе Мартинес были официально приняты президентом Луиджи Эйнауди, а заместитель премьера Пичоли от имени правительства устроил на вилле «Мадама» пышный дружеский обед.

Вечером того же дня Теодоро Кастро вместе с высокопоставленными гостями из Сан-Хосе был приглашен послом Ивековичем на торжественный прием по случаю национального праздника Югославии — Дня освобождения республики. Когда Волио по просьбе Теодоро снова затронул вопрос о целесообразности установления дипломатических отношений с Югославией, Ивекович поддержал инициативу костариканской стороны. Потом, посмотрев на Теодоро, для подстраховки своего мнения спросил:

— А вам разве не удалось встретиться в Париже с руководителем нашей дипломатической делегации Эдвардом Карделем?

— Нет, не удалось. У него не было свободного времени. Но я еще надеюсь переговорить с господином Карделем, если дон Волио разрешит мне вернуться на два-три дня в Париж, поскольку шестая сессия ООН будет продолжаться еще несколько недель.