мне говорят, что я не могу реализовать свою лучшую идею из-за мифической опасности, которую Мэтью видит там, где ее, вероятно, нет. Это было слишком больно и несправедливо.

— А почему бы тебе просто не отказаться от выпуска этого фильма? — я словно со стороны слышу свой голос, а Мэтью удивленно смотрит на меня.

— Как ты себе это представляешь, Мэри?

— Ну, ты ведь говорил, что вся твоя киновселенная была создана лишь ради того, чтобы найти меня. Мы нашлись, значит, тебе больше незачем работать над этим фильмом.

Мэтью качает головой.

— Мэри, я ведь делаю это не один, я не могу просто свернуть съемки, мы проделали девяносто процентов работы, у меня огромная команда, которую нельзя подвести…

— Но меня подвести можно, — тихо говорю я. Впервые за все время я почувствовала себя преданной Мэтью. — Твоя работа важна, а моя нет, верно?

Мэтью закрыл лицо руками и шумно выдохнул.

— Боже, Мэри, я этого не говорил.

— Но именно это ты и хотел сказать.

— Мэри, давай не будем ссориться из-за таких мелочей…

Слова Мэтью лишь еще сильнее разожгли раздражение и злость в моей душе. Я уже плохо соображала, что говорю, но промолчать не смогла.

— Ну да, разумеется, все, что важно для меня — это мелочи для тебя, важна лишь твоя работа, что в прошлой жизни, что в этой, а все, что остается мне — это безропотно следовать за тобой, куда бы тебя не занесло и делать то, что ты попросишь.

— Я никогда тебя не заставлял, — шепотом сказал Мэтью, и я видела, что мой выпад сильно задел его. — Ты всегда отправлялась за мной по своей воле и мне было жаль, что тебе пришлось пройти столько испытаний вместе со мной.

— Я шла за тобой, потому что любила тебя и, наверное, сильнее, чем ты любил меня.

— Мэри, ты… — Мэтью запустил руки в волосы и опустил голову, но я, переполненная злостью, не позволила ему договорить.

— Нет уж, выслушай меня. Мне был двадцать один год, и несмотря на прошлые жизни, я была наивной и неопытной. Ты показал мне, что значит быть врачом, постоянно работать, ты открыл мне чертов новый мир и я нырнула в него, стараясь всю жизнь помогать тебе чем только можно. Ты уехал на войну даже не попрощавшись, оставил меня беременную с четырьмя детьми на руках управлять больницей и замком, и я это делала из любви к тебе. Только Гвен знала, через что я прошла, и насколько тяжело и страшно мне было. Я потеряла нашего ребенка, продала все свои украшения, проплыла на корабле полмира и едва не погибла, но привезла медикаменты для твоей работы, а после осталась на войне почти на два года, чтобы помочь тебе. Ты хоть примерно представляешь, что я чувствовала в разлуке с детьми после потери Роуз? Я до конца жизни считала себя виноватой в том, что оставила их на несколько лет… То же самое было и на Первой Мировой. Я помогала тебе, но меня разрывало от мысли, что я нужна Анне и Клэр, но меня нет рядом. А потом ты умер, и я до конца жизни управляла твоей больницей, как ты и хотел, стараясь держать ее на плаву в память о тебе и отбиваясь от всех, кто не верил, что женщина, которая даже не была врачом, в принципе может руководить…

— Я не виноват, что умер, Мэри, — Мэтью смотрел на меня широко распахнутыми от ужаса глазами, но меня было уже не остановить.

— Господи, я знаю, дело не в этом. Я делала все это из любви к тебе и не жалею, но сейчас, когда у меня появилось любимое дело, ты не даешь мне реализоваться и заставляешь отказаться от своей работы.

— Мэри, я не против твоей работы, просто сделай что-то другое вместо этого приложения.

— С таким же успехом я могу попросить тебя снять другой фильм, — скрестив руки на груди и глядя в глаза Мэтью, парировала я. Он не смог выдержать мой взгляд и первым отвел глаза.

— Я уже объяснил, почему это невозможно. Мы просто ходим по кругу и упрекаем друг друга.

— Пожалуй, ты прав, мы ходим по кругу, а тот Мэтью, которого я знала, нашел бы выход.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты слишком сильно изменился. Когда-то я была на первом месте для тебя и именно из-за этого шла за тобой, но сейчас я больше не твой приоритет.

Мэтью покачал головой.

— Мэри, это не так, ты сейчас на эмоциях и говоришь не то, что на самом деле думаешь.

— А может, именно на эмоциях мы можем быть наиболее честны и откровенны?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Мэтью смотрел мне в глаза, но в этот раз уже я отвела взгляд. Я не смогу сделать то, что должна, глядя в любимые глаза.

— Ты — ничего, сделать должна я. Я уеду, Мэтью, навсегда или на время, я пока не знаю, но чувствую, что так будет лучше.

— Я тебя не отпущу! — категорично воскликнул Мэтью, покачав головой. — Есть другой способ…

— Нет. Да и вообще, ты не приказывал мне даже в девятнадцатом веке, но решил начать в двадцать третьем?

— Я просто тебя прошу. Останься, Мэри.

— Нет, — я качаю головой и не веря, что все это действительно происходит с нами, отправляюсь в спальню собирать вещи.

— Но зачем? Это так чертовски бессмысленно, мы недавно нашли друг друга, только начали жить вместе и теперь ты хочешь уехать!

— Мне нужно понять, как это — просто жить с самой собой, а не каждую минуту изобретать новый способ, как найти тебя. Я никогда не думала о том, что будет после нашей встречи, но сейчас я должна пожить одна некоторое время.

— Мэри, нет, если ты хочешь уехать, я поеду с тобой, — Мэтью подходит к своей половине шкафа, но я останавливаю его.

— Ты не можешь уехать, ты сам это знаешь. Твой фильм.

— Плевать мне на него, если это то, чего ты хочешь, то я сорву эти съемки.

Я качаю головой.

— Не надо, мы потом друг другу этого не простим. Я уж точно не хочу неприятностей для тебя.

— Я могу хотя бы тебя проводить? — тихо спрашивает Мэтью, когда я уже закрывала чемодан.

— Не нужно, я возьму машину.

— Ты никогда не водила в Гонконге, — замечает он.

— Я разберусь, я должна учиться справляться без тебя. Как в то время, когда ты был в Африке. Как только я научусь, я вернусь,