* * *

После той небольшой загвоздки жизнь в библиотеке наладилась и потекла гладко. Так продолжалось годы, хотя деятельность Холмса и Ватсона порой досаждала мистеру Хедли. Эта парочка взяла за правило устраивать рейды на Глоссом, предлагая помощь недотепистым стражам порядка, расследующим пропажи щенят, повреждения молочных бидонов, а еще – вероятную кражу кулька печенья, которую кто-то стянул из вагона полуденного поезда в Пенбери. Холмс и Ватсон настолько вживились в литературные нравы публики, что их почитали за гениальных эксцентриков. Идея наряжаться в великого сыщика и его секретаря свойственна изрядному числу англичан различной степени вменяемости, но лишь эти двое были действительно Холмсом и Ватсоном, хотя данному факту мало кто придавал значение.

Был еще некий нюанс с ядовитым веществом, попадавшим в библиотеку на регулярной основе. Источника проникновения этого вещества мистер Хедли, как ни старался, установить не мог – оставалось предполагать, что о его пополнении преступным образом заботится сам Кэкстон. И посему мистер Хедли бывал на взводе: боже упаси, если кому-то из въедливых полицейских ищеек удастся установить пагубное пристрастие мистера Холмса – и тогда круглосуточное наблюдение за Кэкстоном гарантировано (не говоря об аресте литературного персонажа)! Мистер Хедли и знать не хотел, какие статья и срок предусмотрены за это правонарушение, а потому слезно умолял Холмса не афишировать пристрастие к зелью, а уж если употреблять, то исключительно в тиши и покое своих личных апартаментов.

В остальном же мистер Хедли в новичках души не чаял. Он гордился ими, засиживался вечерами в их компании и непринужденно обсуждал прославленные дела, про которые он прежде запоем читал – или же испытывал познания Холмса, спрашивая его о тех или иных редких ядах и сортах табака. Он по-прежнему оставался подписчиком «Стрэнда», считая его содержание в целом прекрасным и не испытывая к редакции враждебности за публикацию последнего приключения Холмса. Еще бы, ведь именно благодаря этой «злосчастной» публикации он удостоился чести держать под своей крышей двух знаменитых героев! Однако в чтении «Стрэнда» он на месяц-другой запаздывал, поскольку журналам по-прежнему предпочитал чтение книг.

И вот в августе тысяча девятьсот первого года безмятежный уклад вдруг взбаламутило неожиданное происшествие. Мистер Хедли ненадолго отлучился в Клэкхитон к сестре Долли, а по возвращении застал Холмса и Ватсона в неописуемом состоянии.

Холмс, потрясая зажатым в сухощавом кулаке последним номером «Стрэнда», нервно восклицал:

– И что это, я вас спрашиваю?

Мистер Хедли взмолился о благоразумии и попросил Холмса перестать теребить журнал. Наконец, заполучив изрядно взлохмаченный номер «Стрэнда», он сел на стул и, отдышавшись, ознакомился с первой частью «Собаки Баскервилей».

– И вам это нравится? Тут нет упоминания о моей предшествовавшей гибели! – негодовал Холмс. – Вообще ни единого словечка! Получается, я грянулся в водопад и даже не намок!

– Погодите, – воззвал к нему мистер Хедли. – Давайте подождем. У меня напрашивается вывод, что события произошли раньше, чем на Рейхенбахском водопаде, иначе бы Конан Дойл был бы элементарно вынужден объяснить ваше повторное появление. Напрягите память, мистер Холмс, может, вы что-то помните о том расследовании? Или у вас, доктор Ватсон, есть что-нибудь в записях?

И Холмс и Ватсон тотчас заявили, что единственные детали «Баскервилей», которые они помнят, – это те, о которых они только что прочли (хотя в принципе непонятно, является ли это все результатом ознакомления с первой частью или они сами бессознательно подстроились под новый рассказ).

Мистер Хедли порекомендовал героям не нервничать и остудить свой пыл. Вероятно, вскоре что-нибудь да прояснится.

Он осмотрительно попытался навести в «Стрэнде» справки, но владельцы журнала будто воды в рот набрали, тихо радуясь всплеску продаж, вызванному возвращением Холмса. Короче говоря, никаких плодов старания мистера Хедли не принесли.

Поэтому мистер Хедли вместе с Холмсом, Ватсоном и британской публикой был вынужден дожидаться нового выпуска журнала, дабы как-то вызнать намерения Конан Дойла в отношении своих креатур. В конце концов выяснялось, что «Собака Баскервилей» и впрямь нарушила хронологии, поскольку история эта предшествовала событиям «Последнего дела». В качестве эксперимента мистер Хедли намеренно удержал заключительную часть «Баскервилей» от Холмса, после чего спросил насчет ее содержания. Холмс сумел детально описать денежные проблемы Роджера Баскервиля в Южной Америке, то, как он принял фамилию Ванделер и открыл в Йоркшире школу – событие, завершившее сползание рода в бесславие, – чему еще лишь предстояло всплыть в заключительной части (а ее Холмс пока не читал). Из этого напрашивался вывод, что Конан Дойл, возвращая культовых персонажей, эффективно конструировал для Холмса и Ватсона новую память, которая их, возможно, слегка и напрягала, но катастрофой не была.

Однако мистер Хедли не мог отделаться от ощущения злого рока, неминуемой трагической развязки. Он стал пристальней приглядываться к «Стрэнду» и другим аналогичным журналам, а также не оставлял без внимания литературные сплетни, касающиеся творческих изысканий Конан Дойла.

* * *

Слухи поползли осенью тысяча девятьсот третьего года. Мистер Хедли держал их в секрете, но в октябре в Кэкстон принесли свежий номер «Стрэнда», подтвердив наихудшие из опасений библиотекаря. В журнале, искусно иллюстрированном Пэджетом, был напечатан «Пустой дом», возвещающий полноправное возвращение Шерлока Холмса, хоть и замаскированного под пожилого коллекционера книг.

Рассказ мистер Хедли прочел у себя в кабинете за запертой дверью, к которой он для надежности придвинул письменный стол, хотя запоры и заграждения никогда не были преградой для обитателей Кэкстона, включая, разумеется, и мистера Холмса. (К слову сказать, мистер Хедли уже провел ряд нравоучительных бесед с Ловким Плутом[81], подворовывавшим, по стойкому убеждению библиотекаря, печенюшки из кухонных припасов.)

Если честно, разъяснения того, как Холмс выжил в инциденте на Рейхенбахском водопаде, вызывали у мистера Хедли обоснованное сомнение. Взять, например, британское боевое искусство бартитсу и малую вероятность того, чтобы, сорвавшись с утеса, Холмс удачно приземлился на тропинку шириною в ладонь (а может, он вовсе не сорвался, а просто приземлился, а может, якобы сорвался и…).

Ну и ладно. А далее был какой-то сумбур насчет Тибета, Лхасы и Хартума, переодевание в норвежца, отчего у мистера Хедли голова шла кругом. Впрочем, следует принять во внимание то, что это было отчасти связано не только с «журнальным» Холмсом, но и «всамделишным» Холмсом, нашедшим убежище в Кэкстоне.

Конечно, Холмса нужно всесторонне просветить, если он еще сам пока не почувствовал этого в виде внезапных проблесков в памяти и неожиданно прорезавшейся способности изъясняться на норвежском.