Прибалтики, Белоруссии и на Украине уничтожение практиковалось столь открыто, что в 1941 г., во всяком случае, каждый солдат должен был знать о том, что происходило. В то время как многие высокопоставленные военные деятели и гражданские лица сделали своим занятием критику методов оккупации, эти же самые люди умыли свои руки в вопросе о евреях Советского Союза. Ответ на эту загадку, возможно, лежит в «менталитете услужения», который был присущ обеим сторонам, участвовавшим во Второй мировой войне. Германские остполитики были озабочены тем, как бы закончить войну с прибылью и быстро. Имея это в виду, они полагали, что нужно отвоевать симпатии русского населения, что необходимо удовлетворять советские политические чаяния, чтобы уничтожить правление Сталина. Они были оппортунистами, задумывающимися лишь о том, что казалось жизненно важным для этой цели, и ни о чем ином. В результате, как считалось, евреи не играли никакой роли в достижении победы над Сталиным, в том числе и для военной экономики.

Частично это происходило по вине самих русских. Если западные союзники не сумели подкрепить слова действиями, не смогли, например, доказать, что Декларация Объединенных Наций была искренней, то русские, со своей стороны, скоро прекратили даже признавать факт, что евреи специально отбирались для уничтожения. С советской стороны обвинение, представленное в Нюрнберге, предъявило, правда, несколько уцелевших евреев в качестве свидетелей. Но очень редко в ходе длительного изложения обвинения евреи упоминались вообще. Массовые убийства были массовыми убийствами «советских граждан». Даже немыслимая казнь 33 тыс. евреев в Киеве была представлена именно таким образом. Утверждалось, что указания политбюро были фундаментально гуманными, что выражение «советский гражданин» использовалось для того, чтобы показать, что, в то время как для немцев евреи были недочеловеками, в Советском Союзе все народы и народности равны. Однако, скорее всего, в стране, где антисемитизм имел такую долгую историю, Сталин боялся сделать немцев популярными среди некоторых слоев населения, обращая внимание на меры, которые немцы приберегли только для евреев. Господин Соломон Шварц считает, что Сталин поддерживал использование выражения «советский гражданин», чтобы германская пропаганда не могла обвинить его в ведении войны за еврейские интересы. Так, в ноте Молотова союзникам от 6 января 1942 г. ряд массовых убийств считается направленным против «безоружных, беззащитных еврейских трудящихся». Но ко времени второй ноты Молотова 17 апреля 1942 г. уже происходит изменение в политике. Легко установить, о каких случаях массовых казней говорит Молотов, но вообще не упоминается факт, что жертвами их были евреи.

Я не согласен с господином Шварцем с его дальнейшими выводами, что советское правительство препятствовало бегству евреев и что будто все истории о попытках эвакуировать их вовремя были состряпаны на потребу зарубежному мнению. Статистика рапортов эйнзацгрупп определенно наводит на мысль, что по крайней мере две трети евреев были эвакуированы вовремя вместе с трудящимся советским населением. Тем не менее эта политика анонимности имела катастрофические последствия. Советские лоялисты, слушавшие домашнюю пропаганду, не получали подсказки, как вести себя в то время, когда огромное количество коллаборационистов помогало немцам в этих зверствах, не встретивших осуждения Москвы. Руководитель разведки Гиммлера Вальтер Шелленберг утверждал, что получил захваченные советские доклады, показывающие, что многие коллаборационисты были действительно проинструктированы НКВД, чтобы поддерживать немцев в ведении непопулярной политики. Конечно, нет предела тому, во что могут верить люди с менталитетом секретной службы. Неудивительно, что на Гиммлера и Гейдриха история Шелленберга впечатления не произвела.

Однако не было причины сомневаться, что еще оставались члены коммунистической партии, не потерявшие вкуса к погромам. Сохранился рапорт, посланный адмиралу Канарису переводчиком-офицером, работавшим в одном штабов военной разведки в Белоруссии. Он касается истребления 7620 евреев в Борисове в октябре 1941 г., которое было проведено целиком местной администрацией, назначенной немцами, с помощью местной белорусской тайной полиции. Последняя, по мнению унтер-офицера Шеникена, состояла преимущественно из бывших коммунистов, в то время как помощником белорусского мэра был бывший кадровый полицейский, который с удовольствием вспоминал погромы дореволюционного периода. Этот погром, однако, происходил еще в октябре 1941 г. В 1942 и 1943 гг. должно было произойти полное уничтожение евреев в Белоруссии руками немцев и других (в основном прибалтов. — Ред.).

Это отсутствие пропагандистской ценности можно отнести на счет безразличия либеральных оппонентов политики Гитлера по отношению к деятельности эйнзацгрупп и других формирований, находившихся под контролем СД. Даже в самоуправляющихся районах, созданных фон Клейстом и Кестрингом на Северном Кавказе в конце 1942 г., со стороны чиновников военной администрации не предпринималось никаких попыток, чтобы помешать действиям эйнзацгруппы, убивавшей сумасшедших и стационарных больных. В Севастополе примерно в то же время евреев ежедневно отбирали для умерщвления в автомобилях-душегубках из здания, в котором находился полевой госпиталь вермахта. Харьков предоставил, пожалуй, самый потрясающий случай этого услужливого подчинения. 16 марта 1943 г. город был отбит у русских, но окончательно потерян 23 августа. В течение этих пяти месяцев Харьков являлся прифронтовым городом, где верховной властью был командующий армией. И все же в июне около 3 тыс. местных евреев, уцелевших во время предыдущих казней, были схвачены и расстреляны СД, потому что утверждалось, что они приветствовали советские войска в те немногие дни марта (с 16 февраля по 16 марта. — Ред.), когда русские вернулись в город.

Усердное соблюдение приказов офицерами военной администрации объясняется партийной идеологической работой, от которой лишь очень немногие остполитики обладали иммунитетом после около 10 лет национал-социализма у власти. Их послушание подкреплялось также фактическим молчанием советской пропаганды, что создавало впечатление, что в Советском Союзе не испытывали никаких симпатий к евреям. Это впечатление ложно. Рост партизанского движения в Белоруссии был в большой степени подстегнут страхом и неопределенностью, кто же будет уничтожен следующим по самым последним идеологическим основаниям. Вполне вероятно, что местное население помогало в погромах в Борисове в октябре 1941 г., но произошла смена позиции, когда возникли первые организованные партизанские центры. Геббельс обнаружил руку еврейства в возросшей партизанской активности в марте 1942 г. (Это был пропагандистский ход. Рост партизанского движения был вызван другими причинами — теми же, что и при вторжении Наполеона в 1812 г. — Ред.) В том же месяце бюллетень эйнзацгруппы выразил четкое предупреждение. В нем говорилось, что массовые казни породили в населении Белоруссии чувство незащищенности и даже тревоги. Образованные слои общества открыто признаются, что к такому не привыкли, и сомневаются в результате. Причиной такому предупреждению стало массовое уничтожение беглецов-евреев, которые добрались до партизанских районов в Ракове к западу от Минска и в Червене к западу от Бобруйска.

Рассказы уцелевших евреев на тему позиции белорусских партизан могут очень различаться. Может быть, потому, что беспомощные бродячие группы из целых еврейских семей не получили