чашку кофе с пирожным. Ей вдруг захотелось быстрых углеводов… Как будто кусок бисквита с кремом мог подсластить горечь расставания.

Милый мальчик, рядом с которым было так хорошо последние четыре года, и могло бы быть всё по-другому, не испугайся Кэтлин однажды своей влюблённости. Не начни сравнивать чувства к нему с тем, что когда-то испытывала к Мэтту…

Называть себя в сотый раз «дрянью», «свиньёй неблагодарной», «тварью» и прочими ругательствами бесполезно – не помогало. Брюнетка могла бесконечное количество раз прокручивать в голове картинки с их жаркими поцелуями, страстными соитиями – ничего не шло в сравнение с желанием, охватывающим всякий раз при одном прикосновении агента.

Та пощёчина в машине была последней точкой. Она била его лицо, ненавидя себя. Подставляя вожделение тела под удар совести…

Желание сопротивления – очень важная черта характера. Она не позволяет другим поработить тебя психологически. Она может помочь идти только своим путём. Но сопротивляться себе бесполезно. Идти дальше Паркер предстоит вместе с Мэттью, потому что, помимо прочего, эту фамилию скоро станет носить её дочь. Брюнетка усмехнулась мыслям. Да и чего греха таить, Кэтлин Вуд – звучит неплохо. Когда-то за это словосочетание она готова была отдать половину жизни. Сейчас эту возможность предлагают без всяких условий, так почему она «должна» отказаться?

Паркер посмотрела на часы: половина шестого. Обед закончился несколько раньше, да и её нервозность не способствовала нормальной беседе. Встречаться в таком состоянии – наводить на родителей тревогу; никто не стал возражать, что она покинет родительский дом раньше обычного.

Кэт почувствовала появление Бейна. По тишине, внезапно образовавшейся в кафе на несколько секунд, лёгкому женскому шёпоту постоялиц с воздыханиями за соседним столиком. Ох уж эти молодые и талантливые, совсем скоро у одной из них появится шанс…

Она обернулась, сама на миг задержав дыхание. Паркер привыкла к его экзотической красоте, но вот сейчас готова была присвистнуть от восторга. Калама был безупречен.

В тёмно-синем, совершенно новом костюме с идеально отутюженными стрелками брюк, светло-голубой рубашке, с двумя расстегнутыми верхними пуговицам, и в чёрных, начищенных до блеска туфлях. Высокий, стройный, широкоплечий. Длинные тёмные волосы зачесаны назад, тёмно-карие влажные глаза сверкают на смуглом лице. Чувственные губы – не рельефные, чётко очерченные, как у Мэтта, а немного припухлые – приоткрыты в белозубой улыбке, в руках огромный букет красных роз.

Брюнетка горько вздохнула: всё бесполезно, даже сейчас она сравнивает его с Вудом. Сердце сжалось и начало отбивать чечётку. «Ну почему? Зачем? Отчего?» Через несколько минут улыбка на излучающем счастье лице погаснет, потому что женщина, которую он так любит…

Ей захотелось исчезнуть, испариться, чтобы не видеть, как опустятся сильные руки, задрожат уголки губ и счастливый блеск в глазах уступит место раздирающей душу боли. Бейн, как и она, никогда не умел прятать эмоции.

– Прости, я опоздал? – Легкий поцелуй в губы, от которого Кэтлин не смогла уклониться.

– Нет, это я слишком рано пришла. – Она промокнула губы салфеткой и отодвинула тарелку, чтобы освободить место для букета, поинтересовавшись: – Закажешь что-нибудь?

– Нет, не сейчас, сначала... – Калама полез в карман.

И Кэт внезапно поняла, к чему весь этот парадный вид, цветы, и что он сейчас достанет. Она хотела закричать: «Нет!» – но в горле сделалось совершенно сухо, и даже слюна не могла протолкнуться сквозь режущую колючей болью глотку.

Паркер схватила похолодевшими пальцами чашку и в несколько глотков выпила обжигающе горячий кофе. Но говорить «не надо» было поздно: Бейн на глазах у всех встал на колено и, открыв коробочку, положил на широкую ладонь. На синем бархате сверкал бриллиант, вставленный в золотой обод.

Шум в зале снова затих, многие начали оглядываться на угловой столик, не понимая, что делает стоящий ко всем спиной на коленях молодой человек. Многие улыбались, догадываясь, что там сейчас может происходить, но только не та, кому предназначалось кольцо.

– Бейн, прошу, встань.

– Не раньше, чем сделаю то, что давно намеревался. – Он прочистил горло, прежде чем произнести следующие несколько слов: – Кэтлин Паркер, то, что я тебя люблю, ты знаешь давно…

Брюнетка скользнула на колени рядом, делая вид, что что-то уронила, и они вдвоём пытаются это найти. Она накрыла его ладонь рукою.

– Не нужно, прошу тебя!

Гаваец смотрел с недоумением и растерянностью.

Паркер сделалось плохо, желудок прорезала резкая боль. Она вскрикнула, прижав руки к животу, и с трудом поднялась. Бейн подскочил с колен и, бросив коробку в карман, склонился над брюнеткой:

– Что с тобой? Ты совершенно бледная.

Кэт вцепилась в рукав его пиджака дрожащими пальцами. Белый лоб мгновенно покрыла испарина.

– Мне дурно, выведи на воздух.

Он помог брюнетке подняться, вывел из кафе и усадил в свою машину. Калама не стал слушать её возражения, пообещав пригнать её «вольво» к дому утром.

Они промолчали всю дорогу. Кэтлин не знала, чем объяснить своё поведение и как сказать, что между ними всё кончено? «Только не сегодня, не сейчас. Наверное, лучше собраться с духом и сделать это завтра… И эта не отпускающая ноющая боль…»

А на него в очередной раз накатила волна страха – боязнь услышать отказ.

Он смотрел на мелькающие окна домов; на спешащих по своим делам прохожих; на весёлые лица водителей, притормаживающих вместе с ним на запрещающий цвет светофора; на мигающий в зеркалах свет фар идущих на обгон автомобилей…

Бейн смотрел на что и на кого угодно, только не на Кэт, опасаясь, что не вынесет, если её глаза будут полны жалости и сожаления…

Они встретились взглядами и заговорили лишь после того, как «шевроле» притормозило у подъезда дома Паркер.

– Я провожу тебя до квартиры. – Он отстегнул ремень безопасности.

– Не нужно. – Она щёлкнула карабином своего, освобождаясь от малой препоны к свободе, и открыла дверь.

Калама вышел следом.

Неловкую паузу нарушили слова, прозвучавшие как возглас отчаяния:

– Прости меня!

– За что? – её удивлению и боли от осознания собственной сволочности не было предела.

– Не знаю за что, но чувствую, что должен это сказать, а значит, есть и повод.

– Глупый…

Паркер до ломоты в пальцах захотелось притронуться к красивому растерянному лицу. Но делать этого было нельзя. Никакой надежды…

Гаваец стоял напротив окон, неловко переминаясь с ноги на ногу, сжимая в руках треклятые розы, и сердце снова наполнила щемящая боль и мысли, бомбардирующие мозг всю неделю: как он переживёт расставание? Что станет