– Интересно…

– Надо будет только выйти на террасу, – добавляет он.

– Ладно.

Мы переглядываемся с Зельманом и с его милой женой. Она настоящая крымская татарка. Зовут Лейла.

– А как будет по-татарски «новый год»? – спрашиваю ее я.

– Енъы йыл, – говорит она ласковым голосом.

– А «любовь»?

– Севгъелик.

– Красивый язык, – киваю я.

На террасе прохладно, но мы накинули пальто и дубленки. Над морем висит темное небо. Под ним огоньки подошедшего поближе к берегу корабля.

Львович дает по мобильному команду, и небо рассыпается искрами салюта. Мгновенные разноцветные мозаики фейерверков теснят темноту. Даже официантки, вынесшие поднос с бокалами и шампанское, не могут оторвать взгляда от разрисованных небес.

– Это вам подарок от Российского флота! – самодовольно произносит Львович.

– От российского? – удивляюсь я. – А от украинского?

– От украинского тоже будет, – обещает мне Львович. – Первое слово – гостям. Хозяева всегда говорят последними.

– Последнее слово дают не хозяевам, а обвиняемому! Ты перепутал.

– Мрачные у вас шутки в этом году! – шепчет Львович. Бросает взгляд на Зельмана, потом на шампанское.

Зельман все понимает без слов. Высокие хрустальные бокалы-трубочки вновь наполняются царским искристым напитком.

Киев. 14 апреля 1992 года. Ночь.

– Что ты куняешь! – кричит на меня Жора. – Давай пошевеливайся!

А мне трудно. Он меня вытащил из постели телефонным звонком. Было еще не очень поздно, около одиннадцати, но после целого дня приключений с гранитным памятником мне очень хочется спать. И тут он.

– Срочно мотай сюда! Славик и Юлик уже едут! В час ночи будут гости!

Какие гости могут прийти в ресторан в час ночи? Голодные? Вряд ли! Наш ресторан вообще не очень-то кормит. Нет, народ приходит. Но приходит пошептаться и выпить. Двери то и дело закрыты изнутри. Ждали пятерых? Вот они пришли, и, пока не уйдут, мы должны их обслуживать. Точнее, обслуживать их должны Славик и Юлик, а я что-то вроде лица заведения. Заведения, у которого даже вывески до сих пор нет. Только адрес и дверь.

Но Георгий Степанович, которого у меня язык не поворачивается называть по имени-отчеству, с каждым днем оживает все больше и больше. Радость уже светится в его глазах. И от сегодняшнего дня он ждет чего-то особенного. Сказал, что сам тоже приедет, чтобы быть уверенным. В чем уверенным? Хрен его знает!

Славик и Юлик встречают меня припухшими усталыми лицами. Видимо, у меня такое же.

Жора суетится.

– Быстро подметите под столами! – командует он. – А ты, – оборачивается к Юлику, – протри столы и приборы!

Я заглядываю в подсобке в холодильник. Вчерашняя баранина, ветчина, сыры, включая польский «Рокфор».

В мертвой тишине звонит телефон. Жора подскакивает, снимает трубку.

– Да, да, открываю! – говорит он и бросается к двери.

Внутрь заходят четверо мужиков подозрительно интеллигентного вида. Словно маскируются или костюмы первый раз надели.

Во всяком случае такая у них неуверенная осанка. И руки крепкие. На лицах – ощущение неудобства.

Жора усаживает их за столик, взглядом зовет меня.

Расхваливает им водку «Николай». Они ему верят и заказывают бутылку. Остальной заказ принимаю я: томатный сок, селедка, блинчики с икрой, фаршированные яйца, салат с печенью трески…

Даже я понимаю, насколько банальный у гостей вкус. Но мое дело одобрить заказ, улыбнуться и уйти в подсобку. Там уже Юлик им настругает и салата, и чего хочешь. Он вообще-то не повар по профессии, но в армии служил в офицерской столовой, так что кое-чему научился. Научился военному восприятию еды.

Водку приношу и разливаю я лично. Они замолкают при моем приближении. Но только в первый раз. Когда я подхожу снова, чтобы наполнить стопки, их разговор не затихает. Лица гостей уже покраснели. Двое ослабили узлы безвкусных галстуков. Один вообще снял пиджак и повесил на спинку стула.

– А как я тебе их переведу в баксы? – почти кричит на собеседника человек, снявший пиджак. – Давай открывай счет в «Парекс-банке», прибалты тебя научат следы денег запутывать. А у меня они тут. В «Градобанке». Бери в эквиваленте, хоть завтра дам платежку!

Я возвращаюсь в подсобку. Наливаю себе немного коньячку. Перекидываюсь с Юликом и Славиком парочкой слов.

Юлик между делом нюхает только что открытую баночку печени трески. Потом подносит ее к моему носу.

– Как ты думаешь? – спрашивает он меня.

Я тоже нюхаю. Запах подозрительный, неприятный.

– Посоли побольше и залей оливковым маслом, – подсказываю я. – Они же водку пьют, а водка все нейтрализует!

Я выхожу еще раз десять. То доливаю водки, то проверяю, как едят. И пьют, и едят они хорошо. И не кричат больше друг на друга. Теперь вообще сидят без галстуков. У одного хвост снятого галстука торчит из нагрудного кармана пиджака.

– А у тебя какое образование? – вдруг спрашивает меня один из гостей.

– Легкая промышленность, – говорю я.

– Тоже ничего! – смеется он и достает из кармана двадцать долларов, протягивает сидящему напротив. – Ты выиграл!

«Интересно, – думаю я. – Они что, обо мне спорили?»

Минут через пять за их столик присаживается сам Жора. Присаживается и мгновенно становится одним из них: настолько они похожи и манерами, и выражением лиц. Хотя он чувствует себя в костюме поувереннее. Костюм – это вообще его спецодежда, как белый халат у медсестры.

– Еще одну «Николая», – командует он мне и подмигивает.

Гости уходят около трех ночи. Подвыпивший Жора выдает Юлику и Славику по двадцать баксов и вызывает им такси. А меня тащит с собой в какой-то бар.

– Тебе там понравится! – говорит он, садясь за руль своей пригнанной из Германии «ауди». – Ты текилу пробовал?

– Нет.

– Ну так у тебя еще куча неизведанных удовольствий в жизни! Кстати, ты ребятам понравился! Им поручили комитет предпринимательства или что-то в этом роде организовать. Если не врут, то и мне там местечко найдется.

– А мне? – шутливо спрашиваю я. И мне жалко, что трезвость мешает мне нормально воспринимать пьяного Жору.

– А ты – мой адъютант! Ты что, еще не понял?

– Понял-понял, – киваю я.

Впереди по ходу машины зажигается красный сигнал светофора, но Жора только нажимает на педаль газа. Мы слышим, как где-то рядом визжат тормоза.

Жора хохочет. Я дрожащей рукой защелкиваю свой ремень безопасности.