class="p1">– Я знаю много погибших пилотов.

– Я тоже. Кстати, если поедете, не говорите британцам о моих жалобах. Они считают, я слишком много жалуюсь. Но, по моему мнению, не обучать приборам – значит терять самолеты. И летчиков. Они говорят, причина в безопасности. А я думаю, тут важнее раци… Как это? Когда быстро и дешево. Как это называется?

– Рационализаторство? Рациональность?

– Рациональность! Конечно. Я все время учу новые слова. Собираю. Какое у вас образование?

– Восемь классов.

– Но вы знаете слова.

– Я в детстве много читала.

В первый раз за все время, как будто зажгли маяк, во взгляде Джеки вспыхнула искра симпатии.

– Выходит, вы, как и я, самоучка. А значит, не боитесь работы.

– Я люблю работать.

– Знаете, я купила собственный «Форд Т» в четырнадцать лет. На деньги, которые заработала на волосах.

* * *

В одиннадцать Бесси Ли Питман стрижет, завивает, подкалывает, заплетает волосы. У нее есть вкус, и он постоянно развивается. Почтенные дамы посещают салон с заднего входа, куда их гонит гордыня, поскольку проститутки и содержанки заходят с главного. Бесси Ли нравятся последние, нравятся рассказы их матроны о далеких городах.

Она не делится с Мэриен, вообще ни с кем другой частью истории: в четырнадцать или около того она беременеет и выходит замуж за отца ребенка, Роберта Кокрана. Ребенок остается с Питманами во Флориде, а сама она перебирается в Монтгомери и на деньги, заработанные на химических завивках, покупает «Форд Т». Но готова ли она смириться с участью парикмахерши? Сама? Роберт-младший? Джеки учится на медсестру, получает работу у врача в фабричном городке. В свете масляной лампы с фитилем из кукурузной кочерыжки достает ребенка из женщины, рожающей на таком знакомом соломенном матрасе. Еще трое детей лежат на полу. Чтобы завернуть ребенка, нет чистого одеяла.

Нет, все не то. Не такая у нее должна быть жизнь.

Роберт-младший, четырех лет от роду, играя на заднем дворе Питманов, погибает в результате несчастного случая. Пожар. Его хоронят под надгробным камнем в виде сердца. Джеки стирает его из истории своей жизни, иначе ей не вынести.

Прочь, прочь. Ей надо вырваться отсюда.

В двадцать лет разведенная Жаклин Кокран приезжает в Нью-Йорк и нанимается в салон красоты Антуана, расположенный в «Сакс Пятая авеню». У месье Антуана, Антуана из Парижа, воистину знаменитого парикмахера, есть нюх на следующую волну. Он придумывает стрижку «под фокстрот» и очаровательно мальчишескую прическу, совсем короткую, с ней от него выходят Коко Шанель, Эдит Пиаф и Жозефина Бейкер. Ему нравится Джеки, ее строгая губная помада, решительно напудренный носик, запах опилок под дорогими духами.

Каждую зиму она без остановок на своем «Шевроле» ездит из Нью-Йорка в Майами, где находится филиал Антуана, подбирая для компании путешествующих автостопом. В Майами множество подпольных баров, джазовых оркестров, казино, роскошных вечерних клубов, коктейлей и длинного белого берега. Вы никогда не догадались бы о Великой депрессии, увидев шелковые чулки Джеки, золотые пудреницы Джеки с маленьким круглым зеркальцем, куда помещается только мизерный ее кусочек. Но всего этого мало. Все это проходит. Кудряшки обвисают. Из-под пудры проступают жировые выделения. Там, в Панхандле, все еще стоит отмеченная в сердце могила. Ночное небо давит на крышу ее гостиницы, на пальмы в саду, на спящих под ними фламинго. Не оставляет желание вырваться на свободу, но свободу от чего? От позолоченной жизни, которую она с таким трудом выстроила вокруг себя? Прочь, прочь, но куда?

* * *

– Я тоже в детстве купила себе «Форд», – сказала Мэриен. – Деньги заработала тем, что развозила на грузовике товары.

Благосклонность Джеки засветилась ярче:

– Правда? Похвально. Куда вы денете «Бичкрафт», если отправитесь за границу?

– Может быть, продам. Или куда-то поставлю. Не знаю. Ему досталось. Я работала в сложных условиях.

– Знаю. Вы писали в телеграмме. – Джеки протянула руку за журналом Мэриен, открыла его на последней странице и посмотрела общее количество налетанных часов. Выщипанные и подведенные карандашом брови приподнялись и изогнулись: – Странно, почему я не слышала о вас раньше, если вы столько налетали. Я думала, что неплохо знаю самых опытных девушек, но это говорит о том…

Мэриен подождала, пока она скажет, о чем же это говорит, но Джеки продолжила листать журнал.

– Я в основном работала на севере, – уточнила Мэриен. – И на себя.

– Вы, несомненно, налетали.

Подзуживаемая сияющими трофеями, сияющими волосами Кокран, Мэриен призналась:

– У меня больше часов, чем указано здесь. Намного больше.

Джеки вдруг потемнела:

– Почему они не отмечены?

Надо было помалкивать. Мэриен уставилась в окно, соображая, как объяснить, что, не имея лицензии, летала для бутлегеров и, прежде чем вернуться к Мэриен Грейвз, носила имя Джейн Смит.

– Какое-то время, – сказала она наконец, – я жила под другим именем.

– Почему?

– Ушла от мужа и не хотела, чтобы он нашел меня.

– А где он сейчас?

– Умер.

– Понятно. – И Джеки тоже перевела взгляд на окно, похоже, задумавшись.

* * *

В 1932 году в Майами Джеки на ужине сажают рядом с миллионером с Уолл-стрит. Флойд Одлам, ему еще нет и сорока. Родом из Юнион-Сити (Мичиган), скромное происхождение, сын методистского священника, ставший финансистом. В 1929 году им овладели дурные предчувствия, сильнейшая тревога, которой оказалось достаточно для продажи почти всех своих авуаров до полного краха. Потом Одлам задешево скупал компании. Говорят, он единственный человек в Америке, на депрессии, напротив, зарабатывающий. Он прослышал, что на ужине будет женщина, работающая для того, чтобы жить (он таких встречал немного), и просит посадить его рядом с ней.

За крабовыми тарталетками Одлам спрашивает:

– Чего вы хотите?

– Соли, если можно, – отвечает Джеки.

– Ха. Я имел в виду, в жизни.

– Собственную косметическую компанию.

– Но это такая огромная сфера, столько конкуренции, особенно когда все затягивают ремешки кошельков, а некоторые остаются с одними ремешками, без кошельков.

– В угнетенном состоянии мелкие приятные излишества имеют большое значение, – полагает она.

– Надежда на губную помаду, – кивает он, – правильно. – Потом спрашивает: – А если вам научиться летать на аэроплане? Вы могли бы быстрее преодолевать длинные расстояния.

Она никогда не думала о том, чтобы летать, но что-то тут же начинает щекотать и подсасывать. Вслух она спрашивает:

– А у меня получится?

– Конечно, получится, – отвечает он так твердо, что ей не остается ничего, как только поверить. И тут она понимает, Одлам будет ей нужен. Он внешний источник ее уверенности в себе.

Для него она очередной обесценившийся товар, имущество, которое можно задешево получить и вдохнуть в него жизнь.

Он уже женат, ну и что?

В первый раз, когда она поднимается в воздух, ее цепляет. Проглатывает целиком. Вот оно. «Прочь».

* * *

Не отводя взгляда от окна, Джеки спрашивает:

– Вам нравится Нью-Йорк?

Обрадовавшись, что разговор о муже окончен, Мэриен отвечает:

– В городе я не чувствую себя дома.

С началом войны Анкоридж, Ном, Фэрбанкс хоть и разрослись, но остались фронтирами. После Перл-Харбора по ночам теперь отключали электричество, что всех на Территории только раздражало.

– Вы здесь впервые?

– Нет, была много лет назад в медовый месяц. Всего несколько дней.

Джеки с интересом смотрит на нее, но, судя по всему, решает не копать дальше.

– Хорошо. Послушайте, если вы отправитесь в Англию, вам придется подписать договор со Вспомогательной авиацией на восемнадцать месяцев. Вы готовы?

– Конечно.

– Да?

– Да.

– Синекуры не будет.

– Я не знаю, что делать с синекурой.

– И все же я обязана вам сказать, там опасно. Много часов в воздухе, нелетная погода, ограниченный рацион питания и топлива, чуть что, стреляющие зенитчики, подбитые самолеты, которые могут развалиться прямо в воздухе. Радио нет. Немцы на бреющем, которые только и ищут, кого бы подстрелить. Повсюду заградительные аэростаты. Даже ваш корабль может затонуть по пути туда.

Мэриен не думала, как доберется в Англию.

– Такое уже случалось?

– Погибло множество людей, но из моих девочек никто. Пока. – Джеки смотрит в журнал. Полистав еще немного, закрывает его и протягивает Мэриен: – Вы готовы?

Мэриен берет журнал.

– Ну да.

– Это значит «да»?

– Да.

Наманикюренный пальчик постукивает по столу, на нее устремляется взгляд карих глаз:

– Помимо одежды, начальство настаивает, чтобы все девушки были самого