– Это страшно?

– Ничуть, это бесподобно. Чувствуешь себя неуязвимым. Будто ты какое-то сверхъестественное существо.

– Трудно управлять самолетом?

– Не труднее, чем водить машину, и в миллион раз увлекательнее.

– И все-таки я думаю, ты очень храбрый.

– Да уж, конечно, – усмехнулся Эдвард, – бесстрашный человек-птица, бороздящий воздушные просторы. – Вдруг он отогнул на запястье рукав свитера и, прищурившись, поглядел на свои часы. – Четверть первого. Скоро приедет папчик и заберет нас домой. Солнце в зените – почему бы нам не выпить по бокалу шипучки?

– Шампанского?!

– У тебя есть возражения?

– Не лучше ли подождать, пока придет твой отец?

– Зачем? Он терпеть не может шампанское. Ты относишься к этому напитку иначе, я надеюсь?

– Я его никогда не пробовала.

– Раз так, сейчас самое время.

И прежде чем она успела возразить, он вскочил на ноги и еще раз подошел к звонку у камина.

– Но Эдвард… ведь еще только полдень!..

– Ну да! Шампанское можно пить в любое время дня или ночи, в том и заключается его прелесть. Мой дед называл шампанское лимонадом богачей. Должны же мы с тобой как-то отметить приближение Рождества? Лучшего способа не придумаешь.

Джудит сидела перед своим туалетным столиком и, напряженно склонившись к зеркалу, красила ресницы. Она ни разу еще не пользовалась тушью, но Афина подарила ей на Рождество прекрасный косметический набор «Элизабет Арден», и Джудит решила, что просто обязана в благодарность за подарок попытаться овладеть искусством макияжа. К коробочке с тушью прилагалась маленькая кисточка, она намочила ее под краном и потом сделала что-то вроде пасты. Афина посоветовала ей хитрость – использовать слюну: так тушь якобы будет держаться дольше, но Джудит было неприятно плевать в тушь, и она решила обойтись обыкновенной водой из-под крана.

Это было в день Рождества, в семь часов вечера. Джудит готовилась к праздничному ужину. Она прихватила волосы заколками, чтобы не мешали, так что вся голова покрылась спиральными завитками, напоминающими улиток. Потом обработала лицо новым очищающим кремом, наложила крем под пудру, потом пришел черед самой пудры, источавшей восхитительный аромат. О румянах она и не помышляла, подводка глаз уже была испытанием; к счастью, все вышло хорошо, и она даже ухитрилась не ткнуть кисточкой себе в глаз. Закончив, она откинулась на спинку стула и, заставляя себя не моргать, стала ждать, пока тушь высохнет. Из зеркала на нее уставилось собственное отражение – с вытаращенными, как у куклы, глазами, но удивительно похорошевшее. Она недоумевала, почему раньше никогда не красила ресниц.

Сидя в ожидании, она прислушалась. Через закрытую дверь до нее долетали наполнявшие дом отдаленные звуки. Звон посуды в кухне перекрыл громкий голос – это миссис Неттлбед зовет своего мужа. Где-то еще дальше слышались звуки вальса. «Граф Люксембург»[42]. Наверно, Эдвард проверяет радиолу – на тот случай, если его мать захочет после ужина танцевать. А из ванной для гостей, совсем рядом, доносились плеск воды и громкие детские голоса – няня Пирсонов мучилась со своими подопечными, готовя их ко сну. Оба дитяти были под конец долгого дня измотаны и перевозбуждены, и тонкие их голоса то и дело переходили в жалобное хныканье или срывались на крик – они, вероятно, капризничали и устраивали потасовки. Джудит не могла не посочувствовать бедной няне, которая гонялась за шалопаями целый день и теперь, должно быть, желала только одного – чтобы они утихомирились крепким сном в своих постелях, позволив ей пойти в детскую, дать отдых натруженным ногам и поболтать с Мэри Милливей.

Тушь как будто высохла. Джудит вынула заколки, расчесала блестящие волосы и уложила в прическу «под пажа», терпеливо завертывая концы внутрь. Теперь платье. Она выскользнула из халата и подошла к кровати, на которой заранее, предвкушая этот момент, разложила свое экзотическое, похожее на голубую бабочку платье-сари. Подняла его, невесомое, словно паутинка, над головой, сунула руки в рукава и почувствовала, как тонкий шелк обволакивает тело. Застегнула крошечную пуговку на затылке и молнию на талии. Платье было чуть длинновато, но стоило надеть новые босоножки на шпильках, как эта проблема была решена. Итак, осталось несколько последних штрихов. Она продела в мочки золотые серьги, которые ей любезно одолжила Афина. Новая помада цвета розового коралла, новые духи, и все готово.

Она поднялась и в первый раз осмотрела себя в длинном зеркале посередине гардероба. Полный порядок. Хотя это слабо сказано – она выглядела просто изумительно. Высокая, стройная и, что важнее всего, такая взрослая на вид. Восемнадцатилетняя девушка как минимум. И платье было просто сказка. Она обернулась, и юбки веером разлетелись вокруг нее, прямо как у Джинджер Роджерс; точно так же они будут развеваться и кружиться, если Эдвард пригласит ее на танец. Она молила Бога, чтобы это произошло.

Пора идти. Джудит выключила свет, вышла из комнаты и пошла по коридору, ощущая ногами через тонкие подметки босоножек мягкий ворс толстого ковра. Из-за прикрытой двери в ванную тянуло паром и мылом, и слышался увещевающий голос няни: «Ну разве можно так себя вести?» Она хотела заглянуть и пожелать ей спокойной ночи, но передумала, опасаясь, как бы Родди и Камилла не подняли вой. Спустившись по черной лестнице, Джудит оказалась перед гостиной. Дверь была открыта, она сделала глубокий вдох и вошла, чувствуя себя словно при выходе на сцену во время школьного спектакля. Огромная, выдержанная в бледных тонах комната переливалась пляшущими отсветами – пылало пламя в камине, горел электрический свет, сверкали елочные игрушки. Джудит увидела величественную тетю Лавинию в черном бархате и с бриллиантовыми украшениями, та уже расположилась в кресле у камина, ее окружали джентльмены с бокалами в руках – полковник, Томми Мортимер и Эдвард. За разговором они не заметили появления Джудит, но тетя Лавиния сразу же увидела ее и подняла руку в приветственном жесте; тогда повернулись и мужчины, чтобы узнать, кто прервал их беседу.

Разговор стих. На мгновение воцарилась тишина. Ее нарушила замешкавшаяся на пороге Джудит:

– Вот как, я спустилась первая?

– Боже милостивый! Это же Джудит! – изумленно покачал головой полковник. – Милая, я еле тебя узнал.

– Что за очаровательное видение к нам снизошло! – вторил ему Томми Мортимер.

– Не возьму в толк, чему вы так удивляетесь, – принялась журить их тетя Лавиния. – Разумеется, она выглядит прекрасно… и какой цвет, Джудит! Настоящий зимородок!

Один Эдвард ничего не сказал. Он просто поставил бокал, пересек комнату и взял Джудит за руку. Она заглянула ему в лицо – его глаза говорили красноречивее всяких слов.

– А мы тут пьем шампанское, – произнес он наконец.

– Опять?! – поддразнила она, и он засмеялся.