Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я был без обуви, – сказал он. – Выбежал из дома в одних носках. А что было потом – не помню.
– Это нормально, – откликнулась физиотерапевт, сидевшая на краю постели. Она массировала его руку и побуждала двигать пальцами, разговаривая с ним при этом мягким тоном. – Вам не нужно напрягаться и специально заставлять себя что-то вспомнить.
Улоф сказал, что не хочет ни с кем разговаривать, но потом к нему в палату вошла она, физиотерапевт.
И Улоф решил, что она очень красивая.
– Ваши вспоминания постепенно сами вернутся к вам, шаг за шагом, – говорила она, – это нормально. С каждым днем вам будет становиться все лучше и лучше.
Любая ерунда, которую он вспоминал, доставляла ей радость. Она улыбалась, когда он сгибал палец на руке или качал большими пальцами ног, своими большими жирными пальцами, которые так некрасиво торчали, когда она стягивала с него одеяло. Она все время твердила, что все будет хорошо. Но Улоф знал, что она ошибается.
Все будет только хуже, потому что, по ее словам, ему становится лучше. Придет день, когда они выпишут его, и он больше не будет лежать на кровати, на которой каждые четыре дня меняют постельное белье, получать кормежку, вкусную бесплатную кормежку, по желанию даже двойную порцию, и смотреть на небо. Его палата в Университетской больнице города Умео располагалась так высоко, что небо было единственным, что он видел. Проплывающие мимо облака, да изредка стая птиц вдалеке. Он пытался определить, какая из птиц был вожаком, пока стая вновь не исчезала из виду.
Земля и асфальт, люди далеко внизу – какое счастье, что он был избавлен от необходимости смотреть на них.
– У вас сильный шок, – сказала физиотерапевт, – и много повреждений на теле, но нет ничего такого, из-за чего вы не смогли бы полностью восстановиться и снова зажить обычной жизнью.
– Вряд ли я еще что-то вспомню, – отозвался Улоф. – Когда пытаюсь вспомнить, то вижу только черноту. И голова болит. Не думаю, что вообще смогу нормально соображать.
– Все образуется, – утешила его женщина. – Вам незачем переживать по этому поводу. Я скажу медсестре, чтобы она давала вам болеутоляющее.
Уходя, она похлопала Улофа по руке. Именно к этой руке первой вернулась чувствительность. Если лежать совершенно неподвижно, то еще довольно долгое время спустя, после того как все заканчивалось, он мог чувствовать на себе ее руки, которые трогали и массировали его.
Чтобы я еще что-то вспомнил, да не дождетесь, подумал он.
Конечно, это было чистой воды безумием – сесть на поезд до Стокгольма, чтобы поймать тень, которой наверняка не существовало. С другой стороны, речь шла всего лишь о пятичасовой поездке, немного дороговато, правда, зато Эйра была избавлена от необходимости долго ждать пересадки на другой поезд в Сундсвалле.
Ее шеф отнесся к ее просьбе с пониманием, почти внушающим тревогу.
– Никаких проблем. Мы тебя прикроем. А этот парень из Стокгольма давно соскучился по дополнительному дежурству. Конечно, ты можешь взять себе несколько выходных.
Где-то возле гавани Сёдерхамн Эйра купила в вагоне-ресторане полбутылки вина и вернулась обратно на свое место.
Сидела и смотрела в окно на проносящийся мимо плоский ландшафт и бесконечные массивы посаженного ельника.
На задней стороне рекламного буклета она набросала возможные сценарии развития событий. Эйра понимала, что они далеки от правдоподобных. И все же у нее получалось.
То, что прежде не сходилось, вдруг встало на свои места.
Тело Лины, которое так никогда и не было найдено. Лодка, которую так далеко унесло течением.
Магнус, молчавший все эти годы.
Уже второй день он находился под арестом. Завтра, если подозрения на его счет останутся, прокурор потребует его задержания.
Эйра перепробовала все возможное. Но это ему не помогло. Значит, остается невозможное.
Разве такое возможно, чтобы человек исчез, стал кем-то другим, жил дальше, несмотря на то что его официально признали мертвым?
Когда Эйра сошла на Центральном вокзале, она была слегка пьяна от вина, но еще больше от мысли, что, возможно, Лина Ставред жива.
Неизвестно почему, но она ожидала увидеть шикарный ресторан в центре города – почему-то ей казалось, что Август со своей девушкой посещают именно такие. Но вместо этого адрес привел ее в южный пригород, куда к тому же следовало добираться на метро.
Итальянская кухня с большим выбором салатов и семью вариантами кофе в меню. Хозяина, чьей девушкой была Симона, звали Иван Вендель, но его на месте не оказалось. Эйра не захотела заранее договариваться с ним о встрече и тем самым предупреждать о своем визите. По словам девушки на кассе, он всю неделю сидел на больничном.
Помахав немного своим удостоверением, Эйра двинулась дальше по новому адресу. Сделав две пересадки на автобусе, она наконец вышла в Стуребю. А вот и нужная ей вилла с яблоневым садом. Открывшему ей дверь мужчине было под пятьдесят. Очки в модной оправе, наголо бритый череп, из одежды – пижамные штаны.
– Симона? – он с опаской глянул на дорогу позади Эйры. – Нет… Она здесь больше не живет. А в чем дело?
– Я могу войти?
– Мы можем поговорить здесь.
Иван Вендель остался стоять в дверях. Эйра разглядела за его спиной напоенные светом помещения, белые стены, легкую мебель.
– Вы не знаете, где я могу найти Симону? – спросила она.
– Я не видел ее уже больше недели, – мужчина вытянул шею и поглядел поверх живой изгороди. – Случилось чего?
Эйра объяснила, что она из полиции, и показала удостоверение. Хотя, по идее, не должна была размахивать им во внеслужебное время.
– Я просто хотела получить от нее кое-какую информацию, – сказала она, – речь касается одного дела о пропавшей девочке.
Мужчина окинул ее изучающим взглядом.
– Неужто Симона оставила этот адрес полиции? Как-то с трудом верится.
– В смысле?
– Она не доверяет ни полиции, ни властям вообще. Она ни разу не получала от них помощи.
– Помощи с чем?
– С одним человеком, от которого она была вынуждена скрываться. Я сказал Симоне, что она должна заявить на него в полицию, но она ответила, что пыталась, но полиция ничего не сделала. Должно быть, это очень влиятельный тип там, на севере, в Норрланде, откуда она родом, и имеет связи. Это просто подло, что вы ничего не делаете для таких, как она.
Эйра обескураженно глядела на него, на яблони в саду, на тенистую идиллию загородной виллы.
– Где именно в Норрланде? – спросила она.
– Да незнаю я! Я севернее Уппсалы больше нигде и не бывал. Симона