У меня задержка больше десяти дней.

Сначала я списала сбой в цикле на стресс и акклиматизацию, оттягивала момент истины как могла, пока не устала томить себя еще одной неизвестностью. Мне нужно просто сделать это и узнать правду. Мой организм всегда работает как часы, и задержка в две недели — это в любом случае повод обратиться к врачу. Раскрываю пачку теста на беременность, ощущая, как голову мгновенно накрывает поволокой густого тумана. Я не думаю, просто совершаю на автомате все необходимые действия, ощущая, как сердце стучит в груди, словно отбойный молот. Судорожно выдыхаю, когда вглядываюсь в небольшой экран на тесте, который решит мое будущее. Слезы внезапным ручьем начинают стекать из моих глаз, когда я замечаю бледную, едва заметную, вторую полоску.

— Господи, — отчаянно хватаюсь за край ванны, стараясь удержать себя на ногах. Включаю душ, наспех раздеваюсь, забираясь под струи теплой воды, стараясь осознать то, что только что увидела.

И не могу. Никак не могу осознать.

Противоречивые чувства накрывают с головой: страх и счастье, отчаяние и радость, любовь и разочарование от того, что Джамаль сейчас не стоит по ту сторону двери, не может разделить этот момент со мной. Я не могу увидеть его реакцию, я не могу понять, что сама чувствую. Тот самый момент, когда хочется рыдать от полной потерянности и тихо плакать от радости.

— Ты просто обязан выжить, Джамаль Каттан, — шепчу я, когда выхожу из душа и протираю рукой запотевшее зеркало. — У нашего малыша будет отец. Иначе я просто… — я осекаюсь, колени подкашиваются мгновенно. Опускаюсь на крышку унитаза, распаковывая второй тест. За вечер я сделала три, и каждый раз осознала, что нет никакой ошибки. Внутри меня зарождается жизнь. Часть меня и часть моего любимого мужчины. Я так хочу сказать ему об этом. И сделаю это, во что бы то ни стало! Вопреки судьбе, всему миру. Мактуб не мог ошибиться, как и мое сердце. Джамаль жив. Я знаю, я верю и жду.

Кемар. Аззам. 17 лет назад

— Не родной я вам, выходит? — охрипшим голосом спросил Джамаль, и, обняв отца, на плече его лицо спрятал. В горле зацарапало, плакать хотелось, но слёз не было, только в груди горело так, что дышать больно.

— Да, как не родной, Джамаль? Мы тебя на своих руках с матерью вынянчили, есть в тебе наша кровь или нет — не имеет значения. Ты дальше слушай, чтобы понять все правильно, — Омар Камаль издал судорожный всхлип, полный мучения. Джамаль видел, как тяжело отцу продолжать рассказ, и его собственное сердце в этот момент почти не билось. Мальчик знал, что правда, которую скрывал Омар долгие годы, навсегда перевернет его жизнь, но остановить не мог.

— Что случилось дальше? — едва слышно подтолкнул Джамаль отца. В ушах отчаянно стучал пульс, в горле пересохло.

— Три дня ожесточенных боев в окрестностях Аззама мы провели в подвале, — судорожно сглотнув, начал Омар Камаль. — По счастливой случайности снаряды не затронули ни один дом в поселке. В ту ночь, когда в наш дом вошли военные, было особенно тихо, и мы вздохнули с облегчением, решив, что опасность миновала. В считанные секунды нежданные гости нашли наше укрытие и взломали дверь. Но внутрь вошел только один человек. В военной форме. Он, молча осмотрел убежище, а потом назвал свое имя и сказал, что не причинит нам вреда. Моя жена схватила ребенка и спряталась в самый дальний угол, а я уже знал, кто передо мной. Полковник Амин Башар. Его имя упоминала перед своей смертью мать ребенка, которого я забрал в свой дом. Все ее слова, которые я счел безумным бредом умирающей, мгновенно всплыли в моей памяти и обрели пугающий смысл.

— Что она сказала… — голос мальчика сорвался от волнения. — Перед тем, как умереть?

— Девушка сказала, что когда-то ее звали Карен Остен, до того, как она стала Маликой, женой короля — Махмуда аль-Мактума. А новорожденный младенец — его сын, первенец, наследник. Она повторяла, что я обязан найти полковника Башара, что только ему можно верить, никто другой не должен знать о ребенке. Как я мог поверить ей тогда? Разве могла жена короля оказаться в пустыне? Раненая, беременная, полуголая? Джамаль задержал дыхание и зажмурился, не в силах поверить в то, что услышал. По телу прошелся ледяной озноб, который сменился удушливым жаром.

— Она не бредила. Это правда, — глухим голосом продолжил за отца Джамаль. Омар Камаль кивнул, бросив на сына полный нечеловеческих мучений взгляд.

— Генерал Башар подтвердил каждое ее слово. У меня не было выбора. Я понимал, что должен отдать ребенка. Никогда не забуду этот момент. Сара кричала, рыдала, умоляла меня сделать хоть что-то. Я боялся, что она сойдет с ума, не выдержит ещё одной потери. Я сам забрал младенца из рук жены. Помню, как рвалось на части мое сердце, когда я держал его в последний раз, глядя в темно-янтарные глаза, прежде чем передал смутившемуся генералу. Амин Башар не ожидал, что мы так сильно успели прикипеть к мальчику.

— Темно-янтарные глаза? — словно очнувшись, спросил Джамаль, в смятении взглянув на отца.

— Да, Джамаль. Карие глаза, светлая кожа и черные, как смоль, волосы. Очень красивый ребенок. Башар спросил меня, какое имя мы ему дали. Я ответил: «Арьян».

— Я не понимаю…

— Я тогда тоже ничего не понимал. Мы с Сарой оторвали Арьяна от своего сердца, как родного. Наше горе было безгранично. Когда Башар ушел, мы не поднялись наверх, хотя больше не прозвучало ни одного взрыва. Мы словно замерли в страдании. Полковник вернулся следующей ночью, застав нас в отчаянном состоянии. Он был не один. Держал в руках крошечный плачущий сверток. Твоя мать очнулась первой. Сара подбежала к Амину Башару, выхватила у него ребёнка, вгляделась в его лицо и замерла в потрясении.

— Это был другой мальчик? — с трудом выговаривая слова, тихо спросил Джамаль.

— Да. Это был ты, — глаза Омара Камаля заблестели, губы изогнула ласковая и одновременно болезненная улыбка. — И ты плакал, так горько и отчаянно, что ни я, ни твоя мать не допустили ни одной мысли, чтобы отказаться от тебя и вернуть Башару.

— Он сказал, что случилось с моими настоящими родителями? — сдавленно спросил Джамаль, чувствуя, как на глазах закипают слезы.

— Твою мать вывезли из Европы для продажи, но она пришлась по вкусу одному из главарей, и он оставил ее себе в качестве рабыни. Спустя несколько месяцев ее освободили военные Анмара, когда накрыли один из лагерей Шатров Махруса, — тяжело вздохнув, ответил Омар. — К тому моменту измученная и испуганная девушка находилась на последнем месяце беременности. Сразу после твоего рождения, не справившись со стрессом, она покончила с собой.

— Значит, моим отцом был работорговец, преступник… — обречённо пробормотал Джамаль, пряча пылающее лицо в ладонях. Омар порывисто обнял сына, прижимая к себе.