– Вот чего я хочу,– услышал Майкл слова нимфочки, обращенные к козлу.

Еще один офицер выглянул на балкон.– Сейчас начнется! – объявил он и поспешил назад. Козел и нимфочка ушли, девица все еще хихикала. Майкл прервал поцелуй, и Чесна раскрыла рот, чтобы отдышаться. Губы у нее дрожали.– Сейчас начнется что? – спросил он ее.

– Собрание Бримстонского клуба. Оно бывает раз в месяц, в зри– тельном зале.– Она и в самом деле, как это ни было смешно, чувствова– ла головокружение. Высота, подумала она, здесь совершенно ни при чем. Губы у нее будто горели.– Нам лучше поспешить, если мы хотим занять места получше.– Она взяла его под руку, и он ушел вместе с ней с бал– кона.

Они спустились в переполненном лифте вместе с другими гостями, присутствовавшими на обеде. Майкл догадался, что Бримстонский клуб был одним из тех мистических союзов, которыми нацисты гордились в своей стране всеобщего порядка, корпораций и тайных обществ. В любом случае, ему не помешает присутствие на таком собрании. Он обратил внимание, что Чесна очень крепко держалась за его руку, хотя выраже– ние ее лица оставалось приветливым. Актриса в своем амплуа.

Зрительный зал, за фойе на первом этаже замка, заполнялся людь– ми. С полсотни членов Бримстонского клуба уже заняли места. Красный бархатный занавес скрывал сцену, с потолочных балок свисали разно– цветные лампы. Нацистские офицеры пришли разодетые в парадную форму, почти все остальные тоже были одеты официально. Чем бы ни был Брим– стонский клуб, размышлял Майкл, проходя с Чесной вдоль прохода, пред– назначен он был для мелкопоместного дворянства Рейха.

– Чесна! Сюда! Пожалуйста, садитесь с нами! – Эрих Блок поднялся со своего места и помахал им. Бутц, который мог бы занять собой два стула, отсутствовал, а Блок сидел вместе с группой приглашенных к не– му на обед гостей.– Продвигайтесь,– сказал он им, и они послушно сде– лали это.– Пожалуйста, садитесь рядом со мной.– Он показал на стул рядом с собой. Чесна села, а Майкл уселся на сиденье возле прохода. Блок положил свою ладонь на ладонь Чесны и широко оскалился.– Какая чудесная ночь! Весенняя пора! Так и чувствуется в воздухе, не правда ли?

– Да, чувствуется,– согласилась Чесна, улыбка у нее была прият– ной, но голос напряженным.

– Мы рады видеть вас с нами, барон,– сказал ему Блок.– Вы, ко– нечно, знаете, что все членские взносы идут в фонд войны.

Майкл кивнул. Блок стал разговаривать с женщиной, сидевшей перед ним. Сэндлер, увидел Майкл, восседал в переднем ряду, с каждой сторо– ны по женщине, оживленно беседуя. Сказки про Африку, подумал Майкл.

За пятнадцать минут зрительный зал заполнился мест на семьдесят– восемьдесят. Свет убавили, двери прикрыли, чтобы не пропускать не приглашенных. На публику надвинулась тишина. Какого дьявола все это затеяно? – подумал Майкл. Чесна все еще сжимала его ладонь, ее ногти почти врезались в его кожу.

Из-за занавеса вышел человек в белом смокинге, последовали веж– ливые хлопки. Он поблагодарил членов за присутствие на ежемесячном собрании и за щедрые вклады. Затем продолжил про наступательный дух Рейха и про то, как храбрая молодежь Германии раздавит русских и они убегут назад в свои норы. Аплодисменты стали еще реже, но некоторые офицеры были просто в восторге от таких радужных перспектив. Чело– век – устроитель церемонии, решил Майкл,– продолжал, ничуть не стес– няясь, насчет блестящего будущего Тысячелетнего Рейха и о том, что Германия будет еще иметь три столицы: Берлин, Москву и Лондон. Сегод– няшняя кровь, крикнул он громким голосом, будет украшать завтрашнюю победу, поэтому мы будем воевать дальше. И дальше! И дальше!

– А теперь,– бодро сказал он,– открываем наше представление!

Фонари погасли. Раздвинулся занавес, сцена осветилась огнями рампы и устроитель церемонии поспешил убраться.

Посередине сцены в кресле сидел мужчина, читая газету и куря си– гару.

Майкла будто бы пригвоздило к месту.

Это был Уинстон Черчилль. Абсолютно голый, с сигарой, зажатой в бульдожьей челюсти, державший в коротеньких толстеньких ручках потре– панную «Лондон Таймс». Смех усиливался. Группа ударных и духовых инс– трументов, спрятанная за сценой, вымучивала комическую мелодию. Уин– стон Черчилль сидел, куря и читая, скрестив белые ноги, а его «досто– инства» свешивались вниз. В то время как публика хохотала и аплодиро– вала, на сцену победоносно выступила девица, одетая только в высокие черные кожаные сапоги, и с плеткой о девяти хвостах в руке. На ее верхней губе был углем пририсован черный квадратик: гитлеровские уси– ки. Майкл в смятение узнал в девице Шарлотту, собирательницу автогра– фов. Она не испытывала ни малейшего стеснения, груди у нее тряслись, когда она подходила к Черчиллю, и тот неожиданно поднял глаза и испу– стил резкий пронзительный визг. Визг заставил всех захохотать еще громче. Черчилль упал на колени, подставив свой голый и вислый зад публике, и поднял руки, сдаваясь на милость победителя.

– Ты, свинья,– закричала девица.– Ты вонючая свинья-убийца! Вот тебе милость! – Она размахнулась плеткой и хлестнула Черчилля по пле– чам, оставляя красные рубцы на белой коже. Человек завыл от боли и униженно сел у ее ног. Она принялась хлестать его по спине и по заду, осыпая его бранью, как распоследний матрос, в то время как музыканты весело пиликали на своих инструментах, а публика корчилась от смеха. Правда и вымысел перемешались; Майкл понимал, что человек, конечно, не был премьер-министром Англии, а всего лишь актером, изображавшим его покорность, но плетка о девяти хвостах выдумкой не была, как не была выдумкой и ярость девицы.– Это за Гамбург,– кричала она.– И До– ртмунд! И Мариенбург! И Берлин! И…– Она продолжала, перечисляя го– рода, на которые попадали бомбы союзников, а когда из-под плети поле– тели брызги крови, публика взорвалась буйным восторгом. Блок вскочил на ноги, хлопая в ладони над головой. Другие тоже встали, радостно крича, в то время как девица продолжала размахивать плетью, а фальши– вый Черчилль вздрагивал у ее ног. По спине этого человека текла кровь, но он не делал попыток встать или уклониться от плетки.– Бонн! – свирепела девица, ударяя плетью.– Швейнфурт! – На плечах и между грудями девицы сверкал пот, тело ее сотрясалось от напряжения, от пота угольные усы смазались. Плеть продолжала взлетать, и теперь спина и зад человека покрылись крест-накрест красными полосами. Нако– нец человек задрожал и упал, всхлипывая, а девица-Гитлер в последний раз опустила плеть на его спину и в знак триумфа поставила ногу в са– поге ему на шею. Она отдала публике нацистский салют и получила щед– рое одобрение и аплодисменты. Занавес сомкнулся.

– Чудесно! Чудесно! – сказал, усаживаясь обратно, Блок. Легкий налет испарины выступил у него на лбу, и он промакнул ее белым носо– вым платком.– Видите, какие представления даются на ваши деньги, ба– рон?

– Да,– ответил Майкл; изображать сейчас улыбку было труднее все– го, что ему когда-либо приходилось делать.– И в самом деле вижу.

Занавес снова раскрылся. Двое мужчин разбрасывали из тачки по всей сцене блестящие обломки. Майкл понял, что они устилали пол битым стеклом. Они завершили свою работу, укатили тачку, а потом солдат вы– толкнул на сцену худую девушку с длинными каштановыми волосами. На ней было грязное заплатанное платье, сшитое из мешков из-под картофе– ля, и ее босые ноги скрипели по осколкам стекла. Девушка стояла на них, опустив голову, и волосы ее затеняли лицо. К платью из мешковины была приколота желтая звезда Давида. Слева от сцены появился скрипач в белом смокинге, разместил инструмент между плечом и подбородком и стал играть зажигательную мелодию.