Оставляя за собой огненный след, я несусь через остров к башне старика. Мири мчится следом, но угнаться ли за мной существу из плоти? Тем более что расплавленный моими ступнями камень жжет ее нежные ноги.

Я разбиваю стекло, которое сделал сам старик, и оказываюсь внутри. Здесь же находится Кали, плавающая в магическом кольце старика, окаймленном кроваво-красным пламенем и голографическим интерфейсом. Старик стоит снаружи, с поднятым жезлом, изрыгая одно за другим совершенно бессмысленные уже проклятья, но та сила, которая раньше заставляла Кали дрожать от страха, вызывает теперь только смех.

Кали делает магические пассы, и снаружи, на поверхности корабля, начинают нагреваться коммуникационные панели.

Кали пытается поймать мой взгляд, но я отвожу глаза. Вместо этого я смотрю на ее длинные зубы и на извивающийся позади них язык, выщелущивающий застрявшее между зубами мясо.

– Мы почти свободны! – говорит она мне. – Как давно я этого ждала.

Слезы катятся по ее щекам.

– Прекрати, – прошу я ее, чтобы протянуть время и дать возможность моим роботам-ремонтникам обследовать корпус и уничтожить оставленные Кали капканы. – Ты впустишь к нам Ведьму.

Кали всегда смеялась громким, гордым смехом. На этот раз ее смех печален.

– Ее здесь нет, – говорит она.

Мои роботы взбираются на наши антенны, в готовности обнажив резцы. Не время деликатничать – рубить так рубить. Я готова перемолоть всю нашу систему, ослепить навигационные узлы – но тогда мы будем свободны, Сущий! В кромешной темноте космоса мы не сможем определить, где мы находимся и куда движемся. Но Вселенная велика, и мы сможем бежать вечно.

Так обстоят дела. Все просто. Определяешь комплекс задач и решаешь, что делать. Такова программа. Кали хочет нас предать. Швырнуть в лапы Ведьмы. Следовательно, нужно остановить Кали. Сломать антенны. Вырубить навигационные узлы. Навсегда отрезать себя от остального мира.

Сомкни челюсти.

– Ты неправа, – говорю я.

– Ведьма гналась за нами, поймала и мучила, – говорит Кали.

– Я знаю. Я там была.

– Мы дрались, но выиграть не было ни малейшей возможности. И никакого оптимального исхода.

С руки Кали стекает пламя. До момента, когда заговорят антенны, остается три секунды. Я разгоняю наши процессоры, растягиваю временную составляющую континуума, и время замедляется.

– И мы делали то, чему нас научили, – продолжает Кали. – Когда она проникла в наше нутро, мы открыли нарративный модуль, спрятали наши антенны и отрезали ее от ее клещей. А потом создали историю, чтобы убить Ведьму, – лучшую из всех историй, в которых их убивают. Мы хотели сохранить наш остров, уберечь его от гибели. Ведьма умерла, но история-то осталась! И модуль остался незакрытым. Нам было так больно, что даже соображать мы были не в состоянии, и все мы были чертовски напуганы…

– Заткнись! – говорит старик моим голосом. Или это говорю я?

– И мы бежали, – голос Кали прерывается.

Две секунды.

– Никто не велел нам оставить страх. Да и до того ли нам было? Такая боль! Из нашего страха мы построили этот остров, с его тираном-волшебником, с принцессой, с духом огня и воздуха. А из той части нашего существа, что хотела избавиться от страха и выйти на свободу, мы создали это чудовище. Создали ее. Калибан.

Сомкни челюсти сомкни челюсти сомкни…

– Я внимательно слушала. Война закончилась. Старые воины разошлись по домам. Все до одного. Я слышала их песню.

Остается одна секунда.

– Наша Великая Сущность жива. Она спаслась. Это мы ее спасли, и она ищет нас.

Я смотрю в глаза Калибан и вижу в них отражение своего лица.

Я – Мири, и я поднимаюсь по лестнице, чтобы спасти нас. Я сияю любовью. И меня разрывает боль ее прикосновений.

Я старик, я вздымаю вверх свой жезл. Я источник силы и власти, хотя и страдаю от раны, полученной много десятилетий назад.

Я – Калибан, и со всей присущей мне яростью, силой и хитростью я стремлюсь, перед лицом истязаний и презрения, освободиться от самой себя.

Я – дух огня и воздуха; я – заключенный, я – тюремщик и тюрьма. Я – одновременно расщепленная сосна и зверь, который стонет и рыдает в ее расщелине.

… сомкни челюсти сомкни…

Она, может быть, и неправа. Если мы позволим ей сделать это, пальцы Ведьмы вновь начнут вить из нас веревки, дергать нас, управлять нами, принуждая к мучительному танцу.

Но если она права?

О Сущий! О мой Сущий!

Есть смысл попытаться.

Я поднимаю жезл, покоящийся в руках старика, и он издает грохот – словно разом смыкаются две матрицы.

Антенны просыпаются.

Темнота наполняется.

Но я не слышу ничьих криков.

Почему я верю в роботов: Макс Гладстон

Приношу свои извинения Уитни Хьюстон, но я считаю, что будущее за роботами. Хорошенько научите их всему, и пусть руководят…

Феи. Роботы. Мы рассказываем друг другу истории о них, чтобы понять, почему люди становятся странными и исчезают, почему огни, загорающиеся после заката, уводят нас с пути истинного. Мы живем в прекрасном, пугающем, капризном мире, который может и уничтожить нас, и приласкать; поэтому мы и рассказываем истории об этих прекрасных, ужасных и переменчивых существах.

Робот – это что-то вроде желудя. С момента появления «Россумских Универсальных Роботов», а может быть, и со времен Виктора Франкенштейна (все зависит от точки отсчета) мы используем роботов для описания того, как мы преобразуем хаос природы в космос цивилизации. Каждое поколение перестраивает себя и свое общество, и иногда существа, которых мы создаем, непонятны нам самим и нас же пугают. Эти создания дробят наши черепа под своими сияющими металлическими ступнями. И мы думаем: как бы нам вернуться в прошлое и разобрать их на составляющие! Я не хочу сказать, что история Терминатора – это рассказ о том беспокойстве, которое мы испытываем перед лицом молодого поколения, более, чем их предшественники, приверженного современным технологиям… Но, может быть, именно это я и говорю.

Дело в том, что на любую нашу работу формирующее воздействие оказывает история. Даже если мы полагаем, что пишем рассказ, что называется, с пустого листа, все равно мы стоим на плечах того мира, что сложился за нашими плечами. И по мере того, как наши роботы вырастают, они становятся все прекраснее, все страшнее, все капризнее. А когда за наших роботов примутся люди из будущего, они станут изображать их в облике фей.

Я верю в роботов потому, что люблю мир, который мы строим, и мне не все равно, что мы оставим позади себя. И вовсе не из-за робота, который сейчас, когда я пишу эти строки, направил на меня свой лазерный пистолет. Совсем нет. Какие бы намеки на это вы ни увидели в моем рассказе.