Разжать кулак оказалось невыносимо трудно. Каждое усилие словно поворот тяжёлого ворота, каждый палец как заржавевший шарнир. А в голове воцарился иррациональный страх. Если он оттолкнёт "нечто", оно уже не вернётся. Он останется в "нигде" один. Навсегда. Он едва не пожалел, едва не передумал, едва не сжал ладонь обратно.

Лоскуток спланировал на желеобразный снег рядом с одним из отростков тени.

"Нет, не смей, — оборвал он себя, — Лена — не тень. Её руки — не отростки".

Боль уменьшилась сразу вдвое, а окружающий мир чуть посветлел. Он быстро схватил девушку и за второе запястье и поволок за собой, отступая с полигона спиной, не видя, куда идёт, да и не задумываясь об этом. С каждым шагом он всё яснее чувствовал кровь на лице, боль в ноге. Свинцовая тяжесть отступала. Он прервал контакт с привязкой, вышел из квадрата захоронения, из мёртвого мира, где осталась чужая воля.

Раз смог он, смогут и другие. Никакой революции в пси-науке не будет, просто ещё одна ступень, и псионники поднимутся на неё. Не все и не сразу, но поднимутся.

Пустоту, вдруг разверзшуюся под ногами, он воспринял почти спокойно. Лишь кольнула досада, забыл про лестницу, про ступени. Он тащил Лену к выходу, сосредоточившись на движении и отодвинув всё, кроме желания убраться из пси-вакуума, убраться от привязки.

Падая навзничь, он инстинктивно взмахнул руками, отпуская холодные запястья девушки. Он успел даже представить, какими твёрдыми покажутся его затылку бетонные ступени, и упал. На руки двум бойцам в камуфляже. Мир окончательно встал на место со своим прозрачным и лёгким воздухом, цветными пятнами одежды, звуками и жизнью, с которой очень не хотелось прощаться.

— Ещё раз такое выкинешь, подполковник, лично начищу тебе рыло, — пообещал один из бойцов, оттаскивая его от входа.

Второй подхватил на руки начавшую дрожать Лену. Они не перестали бояться, но всё-таки пришли. Что ж, для них это тоже ступень.

* * *

Две машины скорой помощи стояли напротив центрального входа службы контроля, будоража воображение зевак, толпившихся за оградой. Версии выдвигались разные: от вполне приемлемых (один псих застрелил другого) до фантастических вроде массового прорыва блуждающих с полигона смерти с взятием заложников, требованием устроить коллективный молебен. Многие склонялись, что от последнего в любом случае вреда не будет, и предлагали послать за батюшкой в ближайшую церковь. Но бегать по морозу всем было лениво, и оттого народ продолжал топтаться на месте.

Двери открылись, самые нетерпеливые подались вперёд. Из здания вывели двоих: высокого коротко стриженного мужика, припадающего на одну ногу, и хрупкую девушку, завёрнутую в покрывало. "Эпилептичка", — тут же подумало большинство, видя, как её сотрясает крупная дрожь.

Высокий обхватил девушку руками и прижал к себе, не торопясь залезать в салон "скорой". Женская часть зрителей умилилась. Из дверей службы контроля выбежал ещё один мужчина, лет на пять моложе длинного, в руках он держал телефон.

— Демон, — громко позвал он.

Толпа затаила дыхание, задние ряды напирали, подталкивая тех, кто стоял впереди. Легенду местного масштаба хоть одним глазком хотели увидеть всё.

— Говорят, он сотню призраков одним движением пальца развеял, — зашептала женщина в вязаной шапке соседке.

— Да не сотню, а полторы, — бубнила другая, — и не развеял, а заставил могилы рыть.

— Дурная баба, — возразил дедок с красным носом, — ты ещё скажи, они ему завтрак в постель подают.

— А скажу, чего ж не сказать…

— Цыц!

Мужчина с телефоном поравнялся с высоким.

— Доктор Яснинский предлагает тебе бронь на палату оформить. Со скидкой, как постоянному клиенту. Не успел уехать, уже возвращаешься.

— Передай, — ответил тот, кого называли Демоном, — что я и моя нога соскучились по обезболивающему.

Прижимавшаяся к нему девушка подняла голову, мужчина склонился. Очень многие бы хотели узнать, что он ей сказал, почему, несмотря на дрожь, она улыбается. Но только стоявший неподалёку врач, охлопывающий карманы в поисках сигарет, смог разобрать несколько слов.

— Давай перестанем друг друга спасать, — предложил мужчина, доставая из кармана замусоленную пачку и протягивая её доктору.

В мятой серебристой фольге лежала единственная чуть погнутая сигарета. Врач хотел было отказаться, но высокий качнул головой.

— Я бросил, — пояснил он и снова повернулся к девушке, ожидая ответа.

— И не надейся, — улыбнулась та.

"Имперские вести"9, выпуск № 69 от 17 декабря 20…года.

(Третья страница, правый нижний угол, статья без фото)

"Как уже сообщалось ранее, пять дней назад на старой окружной трассе Заславль — Ворошки был обнаружен расстрелянный неизвестными автомобиль службы конвоя. Водитель Плеханов М. и офицеры Тихонов К. и Мирный А. осуществляли транспортировку двух задержанных пси-специалистов в столицу, где они должны были предстать перед судом.

Сегодня пресс-служба огласила предварительные выводы следствия. В прошлый четверг, в 16:00, неизвестные, прибывшие со стороны Заславля, остановили транспорт службы конвоя и расстреляли его из автоматов модели ИК-104 с расстояния до сотни метров. По словам офицера корпуса правопорядка, большая партия именно этой модели была похищена со склада годом ранее.

Все находящиеся в автомобиле погибли. По версии следствия, это дело рук боевого крыла изволистов, с давних времён имеющих свои счёты к пси-специалистам.

До сих пор не было произведено ни одного ареста. На вопросы о личности подозреваемых и сроках их задержания офицер пресс-службы ответов не даёт.

Давно в Империи Камней не совершалось столь дерзких убийств. Напомним, у водителя Плеханова М. осталась вдова и трое малолетних детей.

Император взял дело под личный контроль".

Машину подбрасывало на каждом ухабе. Жёсткое сиденье, спинкой которому служил сам корпус автомобиля, не добавляло ни комфорта, ни настроения. В салоне было прохладно, дыхание вычурным узором оседало на маленьких квадратах окон. С тех пор, как они выехали, невольная попутчица не произнесла ни слова, даже не удивилась его присутствию. Он тоже не был настроен на разговоры. Но дорога всё не кончалась, от сидения в одной позе стали побаливать суставы. Пальцы ног онемели, и он, как в детстве, поскрёб ими внутри ботинок, чтобы разогнать кровь.

Он пытался закрыть глаза и подремать, но, как только сон обхватывал его своими мягкими убаюкивающими руками, колымага, прозванная в Империи "буханкой", подпрыгивала на очередной кочке или наоборот ныряла в яму. Два раза он стукался затылком, а один — прикусил язык. Вот и сейчас, стоило прикрыть глаза, прислушиваясь к монотонному шуму двигателя, как машина душераздирающе заскрипела всеми ржавыми гайками и резко затормозила.