Один из немецких пангерманистов заявляет: «Всемирная Германия явится мыслимой только тогда, когда Россия будет разорвана на куски и окончательно низвергнута. Мы не поколеблемся отрезать широкие полосы земли от Франции и России».

А в статье «Демократический панславизм» Карл Маркс в стремлении к той же мировой, но революционной гегемонии повторяет почти то же, что вышеприведенный пангерманист: «Ненависть к русским была и остается у немцев основной революционной страстью… Только в союзе с поляками и мадьярами и с помощью самого решительного терроризма против славянских народов мы будем в состоянии обеспечить прочность революции».

И поглупев до слепоты от таких воспитательных тенденций, не видя, кому служит – пангерманизму или социализму Маркса, немецкий полковник, взятый в плен, захлебываясь в своем легкомыслии, яростно исповедовал: «Мы, немцы, бьем железным кулаком, чтобы искры летели, чтобы под нашим ударом все дробилось в мелкие куски, прахом рассыпалось. Мы воюем так, чтобы у вас на целое столетие из рода в род осталось страшное воспоминание об этой войне. Чтобы у вас внуки и правнуки боялись немцев. Чтобы у вас детей в колыбелях пугали немцами. Чтобы у вас от края и до края дрожали от мысли о возможности новой такой войны. Нашею войной мы хотим сделать вас миролюбивыми. Поэтому мы и воюем не с полками лишь, окопами вашими и пушками, мы еще беспощаднее громим ваши фабрики, заводы, мельницы и города, топчем ваши поля, уничтожаем ваши леса… Мы обеспложиваем, кастрируем враждебные нам страны».

И только «пожав, что посеяли», руководитель военно-политического натиска на Россию легкомысленный и слепой немецкий генерал Гофман, как высеченный младенец, признался: «Германская империя вывезла Ленина в запломбированном вагоне из Швейцарии в Россию с тем, чтобы он и его товарищи дезорганизовали русскую армию… Мы не сознавали той опасности для всего человечества, которая создалась этим приездом большевиков в Россию».

* * *

Достоевский и Ницше, два человека противоположных вероучений, оказались пророками для немецкого народа. Высокая работа мысли и культуры XVIII и первой половины XIX века, выдвинувшая Германию на степень мировой, прогрессирующей нации, преломилась в безграничное самомнение, преступное легкомыслие и политическую слепоту. Мировой ужас последствий этой эволюции заключается в том, что умственное и моральное падение постигло действительно великий и сильный народ, сильный исключительным национализмом, объединяющим в среде нации все классы и сословия, все партии и учения.

Победы 66-го и 70-х годов превратили здоровый патриотизм в карикатурное юнкерство и общий шовинизм. Шовинизм не только милитаристический, но во всем: в культуре, литературе, мысли, экономике, торговле, домашнем быту и общественной жизни. Лавочник, портной, гимназист, бюргер, рабочий, фабрикант, мыслитель, экономист, солдат, император – все стали юнкерами; все подчинилось движению силы физической и даже религию замкнули в рамки Германии прежде и выше всего. Военная слава, самовлюбленность и самонадеянная уверенность в мировом господстве в недалеком будущем затмили ум и сердце, как будто какой-то злой дух вселился в германский народ с конца второй половины XIX века. Германии Гете и Шиллера, Германии Гегеля и Канта, Германии чистых идей и высоких побуждений, Германии романтической и сентиментальной, добродетельной и честной больше не существует.

Экономическая, политическая и умственная жизнь новой Германии, в мечтах немецкого шовиниста, не укладывается уже в рамках географических границ старой Германии и ее многочисленных колоний. Импульс шовинистического начала, глубоко проникшего в немецкие массы, уносит помыслы тевтона далеко за пределы тщеславных планов Александра Македонского и Наполеона: «Истинная история к собиранию под свою могущественную руку населения древности». Этим наследием современный юнкер-германец считает все народы Европы, в том числе и русских, которые, по мнению выразителя вожделений новой Германии Чемберлена, были когда-то все под властью тевтонов.

Так мыслила самоуверенная Германия перед всемирной войной. Сотни тысяч жертв, колоссальность народного напряжения и экономического истощения страны не отразили немцев от легкомысленного увлечения своей силой и фантастических стремлений власти. Военный полууспех первых трех лет войны, выразившийся в удержании обоих фронтов, вскружил немцам головы еще более и заставил их быть совершенно слепыми ко всему остальному, что совершилось и подготовлялось вокруг. Вместе с тем аппетит к мировой гегемонии разросся, но, встретив непреодолимую техническую преграду на западе, на суше и на море в задаче «собирания наследия древности», безумный шовинизм бросил Германию по еще более легкомысленным путям политико-экономической авантюры на восток.

При этой перемене фронта основная цель оставалась все той же – мировая гегемония немцев. Средствами для достижения ее намечалось: ослабление России, экономическое завоевание Сибири и Азии и борьба с Англией и Америкой по всей периферии Евразийского материка.

В отношении России честолюбивые планы Германии мирового времени ограничивались только ее европейской частью. Несмотря на все свое самомнение в материально-техническом могуществе, Германия, не потерпев военного поражения на западном фронте, поняла, что экономическое превосходство находится на стороне коалиции Англии, Америки и Франции, из коих первая к тому же была непобедимой на море, неуязвимой на территории метрополии и полной распорядительницей судьбой колоний. Если бы Германия оставалась старой Германией, то, вероятно, былая ее мудрость подсказала бы ей в свое время ни в коем случае не ввязываться в войну с Россией, а искать разрешения вопроса экономического соперничества с Англией в добровольном и обоюдовыгодном соглашательстве с сильной Россией. Но новой Германии пути рассудка, логики и справедливости были чужды. Ей было понятно разрешение вопросов своего интереса только путем насилий над другими народами, не останавливаясь в средствах, которыми можно было бы утолить эту жажду насилий. Мораль Германии, сильно поколебавшаяся еще до войны, в течение войны так пала, что в ее поступках и мыслях путаются понятия о целях и средствах, и порой кажется, что не путем насилий Германия стремилась к власти, а желала власти, чтобы творить насилия.

Основная идея и цели нового пути к достижению мировой гегемонии выражены между прочим в обширном труде германского политического экономиста Вернера-Дайя, изданном в 1917 году под названием «Наступление на Восток. Азиатская Россия, как германская мирная экономическая цель». Книга обширная; в политическом отношении – знаменательная, а в статистическом интересная. Она вышла из печати как раз в период Брест-Литовских переговоров, в первую их фазу.

«Самым знаменательным в ходе мирных переговоров между Германией и Россией является то, что они велись не столько с целью закончить войну (ибо оружие было давно уже сложено), сколько для того, чтобы создать мир для начала эпохи нашего всемирно-политического развития и нашей всемирно-политической мысли». Так начинает автор книги свое вступление. Учитывая, с кем велись переговоры, это начало сразу отражает, с одной стороны, Германию императора Вильгельма, а с другой – Германию Ницше.