— Миссис МакНотон…

— Прошу тебя, называй меня бабушкой, — застенчиво глядя на него, сказала она. — Или хотя бы Линдой.

Я видела, что Джейку будет довольно сложно сделать это, но он все же выдавил из себя со смущенным смешком:

— Бабушка, нам пора уходить.

Мы могли бы задержаться еще, но я с готовностью поднялась и кивнула.

— Конечно, — сказала Линда, и я услышала в ее голосе облегчение. — Может, вам удастся вырваться ко мне в воскресенье на обед? У меня в гостях будет сестра, и я бы хотела, чтобы вы с ней познакомились.

— Мне бы тоже этого хотелось.

Джейк обнял миссис МакНотон, и в ее глазах снова заблестели слезы. Линда стояла в дверях и провожала нас взглядом, пока мы не сели в машину. Она махала нам вслед, как и в первый раз, когда я к ней приезжала. В машине Джейк хранил молчание, пока мы не выехали на шоссе. Я положила ему руку на бедро.

— Как это было?

Он вздохнул.

— Не знаю, что и сказать. Не так, как я ожидал. Я, наверное, надеялся, что почувствую какую-то особую связь с ней.

— Но так и будет, — возразила я. — Просто для этого нужно время.

Я все же верю, что нас связывают не кровные узы, а опыт, который нам пришлось делить с людьми. Как бы моя семья ни лгала мне, она всегда оставалась для меня моей семьей. Я ни разу не думала о своих родителях как о посторонних. Они по-прежнему оставались в моем сердце. Хотя идеал, который создавался десятилетиями, рухнул, мое отношение к ним не могло измениться. Они были обычными людьми, со своими достоинствами и недостатками. И это меня вполне устраивало.

Мы остановились перед домом моих родителей и провели целую минуту в молчании. Вот она, картинка моего детства. Дом, украшенный перед Рождеством: в каждом окне праздничные гирлянды и венки. В боковом окошке я видела и ель, светящуюся белыми огоньками и увешанную красными лентами. Я хотела подавить ощущение, что все это лишь фальшивая картинка, но, к сожалению, оно никуда не уходило. Мне оставалось только надеяться на то, что время сотрет это горькое впечатление.

— Я уверен, что твои родители не хотят меня видеть, — сказал Джейк.

— Почему ты так говоришь?

Он выразительно посмотрел на меня.

— Потому что я перевернул твою жизнь вверх дном, и их тоже.

— Я считаю по-другому, — сказала я, выходя из машины.

Мы осторожно прошли к дому, так как повсюду виднелись маленькие замерзшие лужицы, а Джейк был на костылях. Мой отец вышел нам навстречу и помог Джейку подняться, а мать придержала дверь. Когда мы оказались в доме, нас угостили горячим шоколадом, который мы пили, сидя у елки.

Я изменила свой жизненный сценарий. Ведь как у нас принято? Каждый придерживается своей роли, не отходя от заданного текста. Все идет по накатанному кругу. Вы смеетесь над одними и теми же шутками, не соглашаетесь относительно одних и тех же вопросов, лелеете одни и те же надежды, предаетесь одним и тем же воспоминаниям. Но когда вы начинаете импровизировать, произносить текст, который не написан в сценарии, то все летит в тартарары. Остальные партнеры не знают, как вам подыграть, и наступает неловкая пауза. В доме поселяется хаос. Если вам повезет, то у вас получается новая пьеса. В данном случае, основанная на реализме, на готовности к переменам. Но мы застряли на стадии неловкой тишины. У нас было много общих воспоминаний о Максе, но нам было сложно озвучить эту тему.

— Я хочу, Ридли и Джейк, чтобы вы знали, — сказал папа, заполняя одну из пауз, когда я взглянула на сувенир, подаренный моей матери Максом. Это была серебряная балерина в хрустальной пачке.

— Я хочу, чтобы вы знали, что я понятия не имел об истинной подоплеке проекта «Спасение».

Он не смотрел на нас.

— Мы поняли, что неправильно поступили по отношению к Ридли. Мы многое сделали не так, как должны были сделать. Но я не жалею о том, что в ту ночь ни на секунду не заколебался, принимать тебя или нет. Я получил шанс стать твоим отцом, и мне приятно осознавать, что я этот шанс реализовал. Но для меня чрезвычайно важно, чтобы вы не сомневались в том, что я не имел никакого отношения ни к похищениям, ни к продаже детей. Ни при каких обстоятельствах.

Джейк вежливо кивал, но я знала, что он по-прежнему оставался при своем мнении. Я же верила отцу. Я знала его и просто не представляла, что он мог замарать себя участием в подобном преступлении. Джейк не знал его так, как я, поэтому ему было не так просто заставить себя поверить словам моего отца.

— Значит, это была Эсме Грей? — спросил Джейк. — Это она отслеживала этих детей, а потом передавала сведения о них в проект «Спасение»? Она и рассказала Максу о Джесси.

Для меня этот вопрос остался без ответа. Александр Гарриман утверждал, что убийство Терезы Стоун произошло случайно. Именно на этом этапе Макс осознал, что не в силах контролировать созданный им механизм. Но кто организовал похищение Джесси Стоун? Как Макс оказался на месте преступления? Эсме была единственным человеком, который бы мог это объяснить, но она отказывалась говорить на эту тему.

— Я не знаю, Джейк. Я и вправду не знаю, что тебе сказать.

— Но вы и не стремитесь это узнать, — не сводя глаз с моего отца, произнес Джейк.

Мой отец вздохнул и отвернулся.

— Я надеюсь, что вскоре мы получим ответы на все вопросы, ведь следствие еще не закончено.

В его голосе я услышала нотки недовольства. Моя мать разделяла его настроение. Она сидела в дальнем углу с привычной фальшивой улыбкой на устах. Она просто терпела наше присутствие, не участвуя в разговоре. Джейк олицетворял для нее истину, а она не могла ее принять. Но проигнорировать его было уже невозможно. Джейк не собирался исчезать из нашей жизни. Конечно, моим родителям хотелось бы, чтобы этой истории не было, чтобы все оставалось, как прежде. Если бы они могли повернуть время вспять, они бы предпочли, чтобы правда так и осталась за семью печатями.

Вы, наверное, думаете, а как же я? Как я себя чувствовала? Хотелось ли мне перевести стрелки часов назад? Я не могу вам ответить на этот вопрос. Как я уже говорила, я не верю в ошибки или сожаления. Мы не можем знать иной дороги, кроме той, которую выбрали.

Неизвестный, безымянный человек, неразличимый в толпе прохожий. Человек, который бредет под дождем по ночной улице. Звуки скрипки за стеной. Бездомный, который стоит на ступеньках церкви, выпрашивая мелочь. Человек, который выпал из жизни, но оказался связанным с тобой на одно мгновение. Все события, которые предшествовали этому мигу, складывались так, чтобы ты оказался на этом месте в этот момент. Следует подумать об этом.

Эти строки я пишу в своей новой квартире на Южной-Парк-авеню. Это художественная студия, большая и просторная, залитая светом. Ее окна выходят на Манхэттен. Полы не прогибаются под тяжестью мебели, а нос не щекочет ни аромат пиццы, ни аромат хлеба, и я должна признать, что скучаю за этим. Я вспоминаю об этом, как о далеком отголоске жизни на Ист-Виллидж. Здесь хватает места нам обоим, хотя Джейк все еще снимает студию в центре. Мы решили, что нам нужна новая квартира, чтобы мы могли начать жизнь с чистого листа. Новая квартира, новая жизнь. Вы согласны со мной?