Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь низко при громких приветственных криках поклонился вечу.
— А теперь пойдём, принесём жертвы Перуну и весёлым пиром отпразднуем прибытие моё, — заключил Рюрик.
Обо всём этом долго-долго говорили на Ильмене, вспоминая первые шаги вновь избранного князя.
Едино солнце на Небе — Божие,
Едина правда на Руси — княжая.
разу же почувствовал народ славянский, что как будто и дышать стало легче на Ильмене...
Точно другое солнце взошло над великим озером славянским. Взошло и озарило всё своим благодатным, живительным светом...
Князь с супругой своей и ближайшими людьми поселился на старом городище. Здесь быстро срубили крепостцу, обнесли весь небольшой остров стенами, а для княжьей семьи и близких людей возвели хоромы.
Всякий, имевший нужду, — будь то простой родич, старейшина или боярин, — свободно допускался к князю, и каждый уходил удовлетворённый, довольный... Для всех находились у Рюрика и слово ласковое, и взор приветливый.
Были, конечно, на Ильмене и недовольные. Рюрик старался быть по возможности справедливым ко всем; но в споре, в тяжбе одна из сторон даже и вполне справедливым решением оставалась недовольна. Так уж всегда бывает, так было на первых порах и на Ильмене.
Вздумал было какой-то род не подчиниться княжьему приговору по тяжбе, не в его пользу кончившейся. Вздумал и отказался выдать обидчика из числа своих же родичей.
— Что он с нами поделает! Мы сами за себя постоять сумеем. Пусть-ка попробует заставить нас! — говорили в непокорном роду.
Посланцы князя были оскорблены, а тут обиженный снова ударил князю челом.
— Коли ты не справишься, за меня не заступишься, так мой род сам управу найдёт, — говорил челобитчик.
Положение было затруднительное. Не удовлетворить обиженного — значило снова дать возникнуть на Ильмене разным неурядицам, но Рюрик быстро нашёл выход. Он решил пожертвовать одним непокорным родом, чтобы спасти остальные от всех ужасов новой междоусобицы.
Послан был князем сильный отряд, отданы были распоряжения наказать, как можно строже, непокорных. Во главе отряда поставлен был даже брат великого князя — Трувор.
Тот был молодец решительный, медлить он не любил, все окрестные леса и трущобы знал превосходно. Как снег на голову, явился варяжский отряд в непокорное селенье; прежде, чем родичи успели вооружиться и дать отпор, их хижины уже запылали...
Кое-кто из мужчин кинулся на варягов, но тех было много, вооружены они были прекрасно, и варяги вмиг подавили сопротивление.
Не удалось спастись и тем, кто попытался укрыться в дремучих лесах. Трувор послал за ними погоню, состоявшую из воинов, которым каждая тропа была известна. Всех настигли, всех истребили княжеские дружины, никому они пощады не дали, самое селение с лица земли стёрли и, обременённые богатой добычей, вернулись на старое городище...
Так был приведён в исполнение княжеский приговор.
Добычу Рюрик частью разделил между всеми варягами, частью отдал обиженному, а женщины непокорного рода стали жёнами молодых варягов.
Этот пример подействовал.
Увидали в родах, как тяжко карает князь непокорных, и никто уже не осмеливался противиться его приговорам. Поняли родичи, что и в самом деле единая правда воцарилась на Руси, волей-неволей приходилось ей подчиняться...
Впрочем, все этим были довольны... Ясно увидали люди, что и слабому есть на кого надеяться, есть у кого от сильного защиты искать.
Сила на Ильмене перестала быть правом...
Знал обо всех толках и Рюрик, знал и радовался. Понимал он, что доволен им и его правдой народ славянский.
Но, однако, нашлись и недовольные.
Однажды Рюрику сообщили, что к нему идёт большое посольство от кривичей, веси, мери и дреговичей.
Слух оказался верным: посольство явилось и принесло князю обильные дары. Рюрик встретил его с возможной пышностью, ласково и милостиво.
— Бьём тебе челом, княже великий! — повели свою речь послы, когда Рюрик допустил их к себе.
— Буду вас слушать, — ответил князь, — смело говорите все, чего ищете, и уверены будьте, что поступлю с вами по справедливости... Неправды ищете — вас покараю, за правдой пришли — за вас заступлюсь.
— Правды ищем мы, княже, твоей правды, за ней и пришли к тебе.
— В чём же ваше дело?
— Слушай нас, князь! От лица племён наших говорим мы с тобой. Забыл ты нас, всё с одними ильменцами занят. А не одни они на Руси твоей...
— Знаю, что не одни. Знаю и о вас. Только чего вы от меня хотите?
— Когда уговорил новгородцев Гостомысл направить послов к тебе, и наши старейшины вместе с ильменцами клятву тебе давали, и наши старейшины вместе с их старейшинами на поклон к тебе ходили, стало быть, и нам ты князь, а нет у нас твоей единой правды... Прежние смуты творятся в родах наших, а ты далеко от нас, некому виновных покарать, некому и суд между нами творить. Бьём тебе челом — дай и нам твою правду!..
Рюрик надолго погрузился в глубокую задумчивость. Просьба посланников не удивила его, но заставила искать выход из нового тяжёлого положения. Не удовлетворить посланцев четырёх могучих племён, оставить их без «княжеской правды» было опасно. Если бы эти племена возмутились, они легко увлекли бы за собой ещё не вполне успокоившихся ильменцев.
— Вижу теперь, в чём у вас дело, — заговорил наконец князь, — вижу, что и впрямь вы правды ищете. Только вот как быть с вами, не знаю.
— Раздумай за нас, надежда наша, слёзно молим тебя! — кланялись послы.
— Вот я и думаю... Сам бы я к вам пошёл, да не могу быть среди вас. Лучше вы ко мне приходите.
— Далеко к тебе, княже, и не посмеем мы беспокоить тебя из-за всякой малости...
— И это верно вы говорите! Согласен с вами. Чувствую я, что должен дать вам правду, но как я вам дам её, об этом узнаете после. А теперь покуда пойдите, отдохните с дороги и спокойно ждите моего решения...
Князь приказал по возможности радушнее принять и угостить послов, что и было исполнено. Старого мёду для послов не пожалели. Они осушали кубок за кубком, славя при этом князя — «солнышко красное»...
А пока пировали послы, в советной княжеской собрались вокруг Рюрика его названый брат Олоф, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир и другие ближние советники. Думали они глубокую думу, как им быть с делом посланцев, какую им правду дать...
— Вот что я тебе скажу, мой Рюрик, — говорил Олоф, — и знаю я, что ты примешь совет мой...