Я бы задумалась о странности такого поведения, имей я время для размышлений. Но девочки – все, и особенно Лёля! – желали срочно пошить платья и усвоить основы этикета. Клима некстати озарило, что его пацаны – новая артель, совсем правильная и полезная. Значит, следует соорудить хотя бы наспех устав, систему рангов, закон поощрения и наказания. Все это должна была обдумать и вчерне набросать именно я. Как будто мало перечисленного, рядом бродил Густав и непрестанно бубнил текст письма к маме: он призрак, он не может самостоятельно записать черновик, чтобы после прочесть, обдумать и выправить. Все это делал для бестелесного страдальца Паоло, значит, он тоже сидел рядом и тоже – не молча.

Как я не сошла с ума? Чудом.

Утром пятого дня я решила выспаться, пропустив завтрак. Пустые мечты! На рассвете в спальню вломился Яков. Шваркнул на кровать ворох одежды, велел немедленно быть готовой и ушел гонять запах кофе по соседней комнате. Густав умотал следом и принялся бубнить текст нового письма, который эти два бессонных бодрячка сразу и обсуждали, и записывали, и правили…

Я разозлилась в одно мгновение, проснулась от своей же злости, выкопавшись из-под вороха вещей. Напялила все эти вещи на себя, не вникая в цвет и фасон – на ощупь.

– Готова, тетка-капуста? – уточнил Яков, едва я возникла в дверях со зверским намерением ругаться.

– Да.

Он был такой бледный, что скандал не случился. Я молча села и выпила кофе. Густав смущенно спрятался в тенях. Деликатный… Яков расцвел сонной улыбкой, отнял у меня булочку с маком и скушал. То есть проглотил, не жуя.

– Ты когда отдыхал последний раз? Мы ведь победили, ура и все такое, – упрекнула я.

– Победа – штука утомительная. Но я готов кое-что рассказать и кое-чем поделиться. Такие интересные новые люди и связи! Отчасти помог Микаэле, отчасти сработали старые мои наработки. Но дело сделано. Артели конец. Более тайная и древняя организация схряпала этих выскочек, – Яков понюхал пустую чашку и облизал пальцы. – Я бы тоже схряпал. Хоть что, лишь бы съедобное.

Пришлось добыть припасенный заранее шоколад из комода. И сливки. И две булочки с повидлом. Яков одобрительно помычал, уничтожая запасы. Назвал меня умной. Допил сливки – и переименовал в мудрую. Принялся рыться в комоде, проверяя остатки запасов. Ссыпал в карман горсть изюма, сунул за щеку сухарик.

– Поехали. – Он со вздохом выпрямился, ведь в комоде больше не было съестного. В городе есть уникальное место, где растет редчайший цветок Иньня… тьфу, я старался, но так и не выучился выговаривать. В общем, как-то так он называется. Иня-неиня… Поехали.

– А шуба мне зачем?

Пока яков ел, я толком изучила, во что оказалась сгоряча – аж вспотела! – одета. Ну прав он, капуста, а не барышня… Платье, поверх него войлочное пальто: плотное, но тонкое, таков писк моды нынешнего сезона. На пальто – и как мне удалось? – напялена шуба. Тоже модная, из фигурно щипаной водяной крысы… мы с Лёлей читали о такой в журнале и хихикали. Мол, до чего только не додумаются в столице.

Оглянувшись, я рассмотрела через приоткрытую дверь спальни остатки подарков на кровати: шарфы – две штуки, шапка, еще что-то меховое.

– Это все к чему? Это вообще по какому поводу? Ты ограбил магазин? Или артель для отвода глаз занималась выделкой меха? А кто схряпал артель? Ты на храм наш намекаешь?

– Да, храм. И нет, не занимались они выделкой меха. Зима близко, – Яков зевнул и уткнулся носом в чашку. – Вдруг ты в спячку заляжешь? Это дело требует меха, да-а…

Пришлось отнять чашку, пока он всю ее не вынюхал. И снять шубу – я совсем взмокла, до чего же теплая вещь!

– Пошли. Как я зла! Вдруг подумалось: допустим, мы поженились, что маловероятно. Допустим, как-то утром я вернулась из поездки, а ты в спаленке с раздетой девицей. Так ты б сказал, что…

– Юна, ты же умная. Ты бы не стала спрашивать, а просто дождалась, когда я вынесу мусор, – он мгновенно проснулся и принялся обсуждать выбранную тему. – А вообще… Я не скрытный. Я надежный. Мне можно верить. Просто мои нынешние дела или опасные, или сложные, или ты нипочем не согласишься с принятыми мною решениями. Зачем ругаться? Лучше помолчать.

– Кому лучше?

Мы успели спуститься в главный зал «Лилии», когда меня подкосил этот абсурдный довод. Я чуть не упала! Вцепилась в руку Якова и стала дышать медленно и ровно, уговаривая себя не ругаться громко и долго: дети пока что спят. Хотя эти дети могли бы успешно участвовать и в вооруженном разгроме артели, и в тайном выносе шуб из хорошо охраняемого магазина. Охотно причем, ага.

– Всем лучше? – предположил Яков и насторожился. Понял, что я не верю в такой ответ. – Мне? Нет, мне от моего же молчания не лучше, вот честное слово. Мне хуже! Меня надо пожалеть. Знаешь, как трудно молчать? Попробуй, сразу поймешь. Во, синяки под глазами. Это от молчания. – Он сменил тон, присмотрелся. – Юна, ты сегодня не мерзнешь?

– Значит, шубу ты приволок от большой заботы о моем здоровье.

– Еще я пригнал машину. Поехали.

Я кивнула и не стала развивать тему. Да, Яков каждый день смотрит с каким-то загнанным, затравленным видом. Замечает, наверное, как я бледнею и худею. Хотя на самом деле мне пока не особенно плохо. Я вызвала из-за порога привидение, я немножко мерзну и самую малость страдаю бессонницей. Но совершенно, ни на миг, не жалею о своем решении! Яков меня уважает и просто обязан принять это. Он, в общем-то, принимает. Выражая протест через дарение шуб. Сколько барышень в столице станут возражать против такого протеста? Одна я, пожалуй.

Прекращаю сопеть и думать о том, что прямо теперь бесполезно. Сажусь в машину, позволяя Якову за мной ухаживать. Открывать дверь, придерживать под руку, поправлять край пальто, закрывать дверь…

В салоне жарко. Я заняла место рядом с водителем и порадовалась. За рулем – Яков, а между сиденьями – корзинка с булочками. Вот снова злюсь! Сам голодный, а мне добыл завтрак. Я посопела… и принялась кормить злодея, который заодно и жертва.

Темный город был мокрым после вчерашнего дождя, болезненно-желтым в свете фар. Улицы кутались в газовый туман и все равно мерзли, даже свет фонарей – дрожал. Нахохленные вороны нехотя смотрели на пролетающий мимо автомобиль и сразу прятали головы под крыло… наверное, им не нравился запах топочного угля. Мне – тоже. Город осенью и зимой довольно-таки неуютен. Впрочем, с таким мнением не согласны ни Лёля, ни Паоло, ни Клим. Зато Вася-художник на моей стороне. Он прибыл вчера и весь день рисовал Микаэле. А я остервенело строчила варианты устава «Новой артели», чтобы не рыдать, глядя на старательно-бодрых Лёлю и Йена, на улыбчивого Паоло и беззаботного Ники. И, конечно, на тихого Яркута…

– Яков!

– Ум-м?

– Жуй как следует. Воду где искать? Ты ж подавишься.

Он ткнул пальцем в сторону заднего сиденья. Пришлось перегнуться и рыться на ощупь. Долго… аж затошнило. Зато я нашла морс, компот, два бокала и салфетку. Села удобнее, перебрала добытое, разложила и расставила. Пока возилась, негромко рассказывала про ворон, запах угля и нахохленный город. Это у нас вроде игры. Не знаю почему, но Яков очень любит слушать мою болтовню. Говорит, сам он ничего подобного не замечает. Как-то раз он был в хорошем настроении и рассказал мне о своем способе видеть мир. Ужасно. Я после целую ночь проплакала.