— Р-р-р… — возбужденно зарычал Диля, доворачивая пленника спиной к свету фар — захотелось, видишь ли, ему зрелищ!

— Ну, давай — погнали, — Турды присел на капот и принялся напористо и грамотно задавать вопросы.

Через три минуты допрос был окончен: Ефим рассказал все, что знал, не утаив ничего — обстановка не располагала к вранью.

— На охоте, говоришь… На охоте. Ах, какой же я все-таки умный, — забывшись, пробормотал Турды по узбекски — он в буквальном смысле светился от счастья — если бы выключили фары, все бы увидели этот негасимый светоч мудрости. — Какой я догадливый и… и великий…

Спустя пятнадцать минут кортеж из двух «Волг» и «уазика» был уже на территории усадьбы. Турды, Аскер и Диля сидели в трофейном драндулете — на почетном месте рядом с водителем скрючился пленный Ефим.

Гостей встречала Нина с карабином и собачье воинство, крайне враждебно воспринявшее появление чужих машин. Бурят с Джеком пытались покусать колеса «Волг», а ветеранша Ингрид оказалась умнее: встала передними лапами на правую переднюю дверь «уазика» и пыталась заглянуть в салон, мистически светя глазами.

— Шайтан! — выругался Аскер, подняв ствол автомата. — Можно, я убью эту собаку, хозяин?

— Нам стрельба ни к чему… Скажи бабе, чтобы заперла собак, — приказал Турды, пожирая взглядом освещенную светом фар фигурку молодой женщины, выскочившей на улицу в одном халатике. Не выдержал — поцокал восхищенно языком:

— Ух, какая баба! Ух-х-х! Повезло… Скажи — пусть запрет, а то всех перестреляем! Диля — открой ему дверь и придержи.

У Ефима нехорошо сжалось сердце. Высунувшись наполовину в приоткрытую дверь, он плаксиво крикнул:

— Нина, беги! Беги отсюда, забирай Дениса, спасайся! — за что немедля получил кулаком по голове.

— Убери собак, красавица! — крикнул через дверь Турды, продемонстрировав пистолет. — Нас много, все вооружены. У тебя есть три минуты, чтобы запереть собак. Если убежишь, мы пристрелим Ефима, потом Толхаева. Давай — клади карабин и быстро уводи собак! Три минуты. Потом приходи сюда. Время пошло!

Вот тут бы девчонке сымитировать послушание, затем метнуться в дом, забрать Дениса и удрать в лес, прихватив пару фуфаек и второй карабин. Ночь как-нибудь бы перебились — погода вполне позволяет.

Но, к несчастью, наши желания не всегда совпадают с действительностью — молодая жена великого воина Соловья, увы, бойцом не была: представ перед фактом неожиданного вторжения целой банды вооруженных людей, она мгновенно впала в состояние послушного транса, с минуту столбиком постояла на месте, затем положила карабин на землю и отправилась выполнять распоряжение.

Через некоторое время собаки были заперты в сарае — больше всех пришлось повозиться с Ингрид, которая никак не желала отходить от машин, вражьи пахнущих нехорошими людьми. Нина вернулась, встала перед «уазиком» и потерянно развела руками — вот мол, все выполнила, как вы сказали.

— Молодец, женщина, — Турды вышел из «уазика» и подал остальным знак, чтобы присоединялись. — Ух ты, красавица моя! — не удержавшись, он стремительно облапал женщину, на миг крепко прижал к себе и, ощутив напряженную неподатливость сладко пахнущей младой плоти, сладострастно процедил сквозь зубы:

— Ух-х-х, я тебе устрою… Чох яхши, Ниночка! Ягодка! Чох яхши… Чего уставились? Сначала работать, потом всякие другие дела. Пошли в дом, — последнее было адресовано соратникам, которые восприняли поведение хозяина как приглашение порезвиться: сгрудились, принялись оживленно переговариваться, хищно раздувая ноздри и насилуя взглядами молодую женщину.

Посадив Нину, Ефима и Дениса под охраной Дили и Аскера в «детской», Турды распределил задачи: Абаю с Акяном притащить припасы, привезенные Ефимом, Сливе и Перу — загнать машины под навес, подпереть дверь сарая, где собаки сидят, заколотить ставни гвоздями и принести досок, чтобы на ночь забить дверь. А сам с Малым заперся в комнате Толхаева и приступил к беседе. Не сочтя полезным утруждать себя какими-то новшествами, вор избрал в отношении внезапно «воскресшего» мецената старую проверенную тактику допроса:

— Тебе, я так понял, смерть не страшна. Ты уже два раза умирал. Но тут у тебя есть люди: Ефим, Нинка и мальчишка…

— Т-ты кто, ог…ог-грызок? — выдавил Толхаев, неприязненно глядя на невесть откуда обрушившегося гостя. — От-ткуда?

— Я ваш новый вор, — широко улыбнувшись, сообщил Турды. — Меня Ефим привез — ехал мимо и прихватил. Я вообще-то по делу зашел, не просто чай-май гонять. Приехал разбираться по всем вашим делам. И очень рад, что ты оказался живой. Сейчас ты мне все расскажешь, и я уеду. Никого обижать не буду. Но — откровенно. Если будешь врать…

— П-п-пшел вон! — выдохнул больной, гневно сверкнув глазами. — Ефим, п-падла! Т-т-ты, чмо…

— Я тебе буду задавать вопросы, а ты отвечай мне правду, — посоветовал Турды, проигнорировав последнее замечание Толхаева. — Только не ври — я сразу пойму. Если мне твои ответы не понравятся, я убью Ефима. Если мне не понравятся твои ответы второй раз, мы вот тут, у тебя, в комнате расстелим Нинку и будем жарить ее во все дыры. А пацана ее посадим к тебе на кровать, чтобы видел. Если мне не понравятся твои ответы третий раз, мы Нинку убьем, а ее пацана будем пялить в задницу — она у него как раз такая маленькая, нежная — как персик. Ты меня хорошо понял?

Толхаев примолк, на полминуты застопорил взгляд на лице Турды, пытаясь понять, насколько серьезны обещания этого нежданного агрессора. Так ничего и не решив, больной тяжело вздохнул и сдал первую позицию:

— Ч-ч-что хотел?

— Вот — другое дело, — одобрительно буркнул Турды и велел Малому:

— Выгляни, пусть Диля притащит сюда этого Ефима.

Ефима доставили. Турды сделал Диле знак — тот понятливо кивнул, поставил пленника на колени в угол, приставил к голове пистолет, взвел курок и выжидательно обернулся к хозяину.

— Смотри туда, — посоветовал вор Толхаеву. — Я люблю шутить, но, когда дела делаю, я очень серьезный. И все, кто со мной работает, знают — мое слово как железо. Я тебе сказал: соврешь раз — Ефим. Соврешь два — Нинка. Соврешь три — пацан. Если правду расскажешь — всех отпускаю и уезжаю отсюда. Все от тебя зависит. Ты меня понял?

Толхаев, неотрывно глядя на пистолет, приставленный к голове своего управделами, громко сглотнул и внятно сказал:

— Да.

— Молодец, — похвалил Турды. — Начнем… Допрос Толхаева занял гораздо больше времени, чем предварительная беседа с Ефимом. От волнения больной стал разговаривать еще хуже, и Турды пришлось на ходу изобретать систему общения по принципу: вопрос — однозначный ответ типа «да» — «нет». Тем не менее результат стоил затраченных усилий. Если после общения с Ефимом вор светился как лампочка, то сейчас он иллюминировал наподобие рождественской елки.

— Ай да я — какой молодец! — светло глядя в будущее, пробормотал Турды. — Значит, зря Рому замучил. А когда, говоришь, этот твой Пес должен сюда подскочить?