Мы съезжаем с шоссе на наш ухабистый проселок, и теперь уже явственно видны впереди голубые, красные, черные и оранжевые сполохи — как в кино, только все почему-то дергается и прыгает, как будто что-то случилось с проектором. Две красные пожарные машины стоят подальше от огня — полыхает трейлер Иво, черный силуэт в языках ослепительного пламени. Из одной машины уже заливают пламя белой пеной, но дым в ответ становится чернее и гуще.

Внутри меня волна облегчения мешается с волной ужаса. Ни бабкиной, ни дедовой машины нет на месте, и поблизости не видно никого, кроме пожарных. Слава богу, это всего лишь трейлер Иво, думаю я. И тут же схватываюсь: а вдруг Иво вернулся, чтобы покончить с собой. И следующая же мысль: вот и хорошо.

Пожарный — неповоротливая черная фигура в гигантской каске, несоразмерно большой для его головы, — видит наш фургон и подбегает к нам.

— Вы здесь живете?

— Да!

— Кто живет в том трейлере?

Мама качает головой:

— Мой двоюродный брат, но он уехал. Там никого нет. А мои родители?

Она кивает на их трейлеры. В их хромированной отделке отражаются пляшущие языки пламени.

— Когда мы подъехали, здесь никого не было, — говорит пожарный. — Мы проверили остальные трейлеры, везде было пусто. К сожалению, нам пришлось взломать двери. На всякий случай.

— Понятно.

От облегчения мама даже сердиться не может.

— Значит, внутри никого нет?

Я уже отметил, что ни одной нашей машины поблизости не видно. Наверное, ба с дедом куда-нибудь повезли деда Тене. В паб, может быть?

— А остальные трейлеры… им ничего не грозит?

— Ситуация уже под контролем. Но я не стал бы заходить внутрь, пока мы с этим не разберемся. В том трейлере есть какие-нибудь горючие вещества, вы не знаете?

Я вспоминаю мой бесплодный обыск. Тогда от святой воды получилось не много толку… разве что она каким-то извращенным чудом превратилась в бензин.

Мама качает головой:

— Газовый баллон для плитки, наверное.

— Тут так все полыхало, когда мы приехали, что мы решили, что это не просто бытовой пожар. Вы не держали там запас бензина или дизеля?

— Нет. — Мама качает головой.

— Ладно, постойте в сторонке, пока мы не разобрались со всем этим.

Мы с мамой сидим в машине и смотрим. Ощущения невероятно странные, как будто сидишь в автокинотеатре, — во всяком случае, примерно так я это себе представляю. Только вместо фильма мы смотрим, как огонь превращает в обугленный остов трейлер моего дяди.

Я принимаюсь за еду. Мама говорит, что ей в горло ничего не полезет, поэтому я съедаю и ее порцию тоже, а потом всю картошку фри, которую мы собирались поделить на двоих. Примерно через час пожар потушен, и лишь зловещий темный дым курится над почерневшим металлом. Вся краска полопалась от жара, и остов покоробился почти до неузнаваемости. И все это покрыто комьями какой-то белесой дряни от пены.

Наш пожарный подходит к машине.

— Ну вот, теперь все должно быть в порядке. Мы еще немного понаблюдаем. Так что, если хотите, можете зайти в свой трейлер.

Мама кивает. Вид у нее до сих пор очумелый.

— Но как он мог загореться?

Пожарный разводит руками:

— Мы этого не узнаем, пока кто-нибудь не сможет зайти внутрь и посмотреть, а это будет не сегодня. Должно пройти время, чтобы металл охладился. Не подходите к нему близко. Мы слышали один взрыв, но если баллонов с газом там было несколько, может рвануть еще раз.

Он с многозначительным видом переводит взгляд с мамы на меня.

— Спасибо вам, — говорит мама. — Я… Вы с товарищами не хотите выпить по чашечке чая?

— Не откажемся.

— Тогда я сейчас.

Пожарный подмигивает мне. Я с изумлением обнаруживаю, что не против.

Пока мама в трейлере ставит чайник, я кругами брожу по стоянке, разглядывая взломанные двери. Не так уж и сильно они искорежены. Подходит еще один пожарный и принимается объяснять, каким образом они починят замки, чтобы мы могли ими пользоваться. Вполне нормальный мужик, ведет себя очень вежливо и уважительно. Интересно, каково это — быть пожарным? Наверное, с такой работой скучать не приходится, разве что совсем нигде нет ни одного пожара. Я начинаю чувствовать себя каким-то значительным, как будто с нами случилось увлекательное приключение. Теперь, когда опасность миновала, это превратилось в историю, которую можно рассказывать другим. Нужно только правильно ее подать, чтобы получилось по-настоящему захватывающе.

Я брожу среди деревьев, пытаясь не упустить из виду ни единой мелочи, но старательно держась подальше от обгорелой дымящейся развалины.

Наверное, потому, что он поставил его таким образом — под углом к двери и навесу, поблизости от деревьев и подальше от входа, — никто из нас и не заметил его раньше, и пару секунд я бессмысленно таращусь на него и все равно не могу это осознать.

Оно, точно пьяное, привалилось к крыльцу, непохожее на себя и изменившееся до неузнаваемости из-за пены и огня, и где-то внизу живота у меня всколыхивается темный ужас.

Я бегу к трейлеру деда Тене; там пусто, пусто, пусто.

Тогда я бегу к маме, которая обносит пожарных печеньем. Я хватаю ее за руку и шепчу ей на ухо:

— Мама… кресло деда Тене стоит рядом с трейлером Иво. Зачем ему понадобилось бросать его там?

Ответ мы оба прекрасно знаем.

Мама опускает тарелку наземь. Ее взгляд прикован к моим глазам.

— Его кресло? Ты уверен?

— Что случилось? — спрашивает пожарный.

— Кресло-коляска моего двоюродного дедушки… оно там…

Мама бросается туда.

— А запасной у него не было?

Пожарные с застывшими лицами отставляют свой чай; двое подхватывают каски и бегут к трейлеру.

Лицо у мамы белее мела. Пожарный преграждает ей дорогу и не дает пройти. Я пытаюсь подойти к ней, но кто-то держит меня за руку.

— Пожалуйста, не приближайтесь. Пожалуйста. Это небезопасно.

— Господи! Вытащите его оттуда! — надрывно кричит мама.

— Может, они увезли его без кресла, — говорю я, пытаясь представить эту картину, но безуспешно. — Может, они просто поехали покататься… или… или…

Но пожарные входят внутрь и вызывают полицию, и мы узнаем правду задолго до того, как ба с дедом возвращаются из паба без деда Тене, до того, как ба начинает выть и обличать в чем-то людей в форме, которые, не обращая на нее внимания, обтягивают всю стоянку с нами вместе желтой лентой, как будто мы — улики, и чьи машины стоят повсюду с распахнутыми настежь дверцами, бесшумно озаряя все вокруг синими сполохами мигалок, пока не наступает рассвет.