— Ладно, — протянула она, барабаня пальцами по животу. — Что, черт возьми, происходит?

Алекс опустил глаза, не желая раскрывать всю правду и используя эффект неожиданности от признания, которое собирался сделать. Такого они услышать не ожидали.

— Касси ушла от меня, — пробормотал он и выплеснул всю боль, которую скрывал в душе, на поверхность.

Остовы парилен из плетеных ивовых веток напоминали косматых мамонтов, словно животные вышли на равнину, чтобы умереть здесь.

Касси опустилась на холодную землю, открыла тетрадь, которую купила месяц назад, и достала из кармана куртки карандаш. Пока искала чистую страницу, просмотрела наброски, которые сделала, чтобы убить время, когда только приехала сюда: размеры черепа, трехмерное изображение руки, многослойная модель австралопитека, которую она планировала использовать в курсе лекций. Но за недели, проведенные в резервации, ее рисунки изменились. Она больше не рисовала скелеты из своих исследований. В тетради появился портрет спящей в кресле-качалке Доротеи, набросок стада быков, которое она воссоздала по рассказам Сайреса. И был еще один рисунок — воспоминание, оставшееся после сна, в котором она видела лицо своего ребенка.

Возможно, сказалась бесхитростная атмосфера Пайн-Ридж. В Лос-Анджелесе было столько роскоши и блеска, что возвращение к истокам внесло в восприятие Касси свежую струю. Здесь, практически в спартанских условиях, под открытым небом каждое произнесенное слово, каждая нарисованная картина становились чем-то осязаемым.

Касси сунула карандаш за ухо и критически оценила своего мамонта, а потом взглянула на голый ивовый остов, вдохновивший ее на этот рисунок. Какое странное чувство — смотреть на предмет и, вместо того чтобы раскладывать его на отдельные фрагменты, как ее учили, видеть гораздо больше, чем открывается взору.

Она настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала шаги за спиной.

— Если это ta-táήka, — сказал Сайрес, — то ты нарисовала неправильно.

Касси подняла голову.

— Это мамонт, — объяснила она, — а не бык.

Сайрес прищурился.

— Мамонт… — пробормотал он. — Как скажешь. — Он помахал журналом с кроссвордами. — Ты мне карандаш вернешь?

Касси смутилась.

— Я не хотела вас ограбить. Просто другого не нашла.

Сайрес что-то пробормотал и протянул ей руку.

— Вставай, — вздохнул он. — Ребенка простудишь.

Касси отмахнулась.

— Только дорисую, я почти закончила. Готово, — сказала она и протянула тетрадь Сайресу. Он долго смотрел на изображение парильни, у которой появилось туловище, а из пола выросли бивни. — Что скажете?

Сайрес провел рукой по лицу, скрывая улыбку.

— Скажу, что это похоже на парильню, — ответил он, протянул руку и помог Касси встать.

— Никакого воображения! — заключила Касси.

— Не в этом дело, — возразил Сайрес. — Как могут белые люди смотреть на лужу и уверять, что это океан?

— Может быть, мне стоит посмотреть, как парятся? — тут же предложила Касси, надеясь, что если ее голос прозвучит равнодушно, то Сайрес, вероятнее всего, согласится.

Она уверяла себя, что интересуется этим только как антрополог, но на самом деле ей очень хотелось узнать, что происходит внутри парильни. Для мальчиков это было испытание, которое они проходили под опекой шамана, чтобы познать себя. Она видела, с каким трепетом старший сын Линды Смеющейся Собаки готовился к ритуалу. Вернулся он истощенным и усталым, но буквально светился изнутри, как будто знал теперь, как собрать воедино кусочки, из которых состоит его жизнь.

Ах, если бы все было так просто!

— Ecúή picášni yelú, — ответил Сайрес. — Это невозможно.

— Но это было бы увлекательным исследованием…

— Нет! — отрезал Сайрес.

— Я села бы…

— Нет!

Касси улыбнулась, и на мгновение Сайрес забыл, что она видит доисторических животных в остове парильни, что прибегает к любым уловкам, лишь бы ее допустили к ритуалу просвещения лакота. И не в первый раз он задумался над тем, что Касси, которая теперь влилась в их семью, попала сюда благодаря Уиллу, который всегда хотел вырваться из этих мест.

Покачав головой, Сайрес потянулся, положил журнал с кроссвордами на землю и зашагал к гребню горы к востоку от дома.

— Léci u wo, — позвал он. — Иди сюда. — Дойдя до небольшой рощицы у подножия холма, он остановился. — Вот здесь построил свою парильню Уилл, — сказал он.

— Уилл? — удивилась Касси. — Вот уж никогда бы не подумала, что он увлекался подобными вещами!

Сайрес пожал плечами.

— Тогда он был еще юным.

— Он мне никогда не рассказывал, — призналась Касси, осознавая, что, хотя Уиллу были известны самые сокровенные подробности ее личной жизни, о самом Уилле Быстром Коне она практически ничего не знала. Касси попыталась представить Уилла ровесником сына Линды Смеющейся Собаки, с густой черной косой, лежащей на спине. — У него получилось?

Сайрес кивнул.

— Только он в этом не признается. Мой внук считает, что можно сбросить свое происхождение, как старую куртку.

Он стоял, повернувшись лицом к ветру, и Касси видела, как он обхватил воздух ладонями, словно хотел, чтобы ветер не проносился так быстро.

— Поэтому он уехал?

Сайрес окинул ее пронзительным взглядом.

— Ты не думаешь, что об этом тебе должен рассказать сам Уилл?

— Мне кажется, Уилл всячески избегает подобных разговоров, — осторожно ответила Касси.

Сайрес кивнул, признавая ее правоту.

— Ты знаешь, что мать Уилла была wasicuή wínyan, как и ты, — сказал он, — и то, что Уилл работал в полиции племени, пока не переехал. — Он шагнул вперед, желая поделиться с Касси тайнами своего внука, но при этом не решаясь смотреть ей в глаза. — Полиция племени — это как любое другое полицейское подразделение. Обычная работа: улаживать семейные скандалы, развозить пьяных по домам, следить, чтобы дети не пили пиво у озера… Словом, приходить на помощь, если это не противоречит закону. Понимаешь, они не хотят, чтобы у соплеменников были неприятности, поэтому предпочитают предупредить, а не выписывать штраф. Уилл был хорошим полицейским и прослужил в полиции около пяти лет. Его все любили, а такие вещи очень важны. — Касси кивнула, что понимает. — Пять месяцев назад в Пайн-Ридж случилась серьезная авария. Пьяный за рулем. Какой-то парень вылетел с дороги, сбил насмерть семью из четырех человек и въехал в телефонный столб перед универсамом. А на нем самом не было даже царапины.

Сайрес закрыл глаза, вспоминая вой сирен стареньких патрульных автомобилей, которые услышал сквозь сон, и кровь на форменной рубашке внука, когда он вернулся вечером домой.