— Много лет назад родители Уилла погибли в автомобильной аварии, их сбил пьяный wasicuή коммивояжер. Поэтому Уилла воспитывали мы. Думаю, в нем что-то щелкнуло, когда он увидел, как преступник выходит из машины. Уилл избил его до полусмерти. Трое полицейских не могли его оттащить. Через неделю Уилла уволили из полиции.

Возмущенная Касси повернулась к Сайресу:

— Но это же ужасно! Он мог подать на руководство в суд!

Сайрес покачал головой.

— Слишком многие хотели, чтобы Уилл ушел. Понимаешь, погибшие были в родстве с одним из учителей младшей школы, белыми. А пьяный водитель, которого Уилл чуть не убил, лакота. — Сайрес присвистнул. — Гибель семьи — это трагедия, и, можешь быть уверена, никто не оспаривал того, что пьяный водитель — все равно, бледнолицый ли, краснокожий — должен предстать перед судом. Но поступок Уилла — то, что он сорвался, — был ошибкой. Сложилось впечатление, что у Уилла другая система ценностей. Все неожиданно вспомнили, что он iyeska, наполовину белый, и решили, что именно это всему виной, поскольку настоящий индеец никогда бы не стал избивать пьяного.

— Как можно было найти в случившемся расовый подтекст? — удивилась Касси. — Представляю, что ваши соседи думают обо мне!

— Ты им нравишься, — ответил Сайрес. — Ты влилась в Народ. И не потому, что очень хотела, а потому, что совершенно не пыталась этого сделать. Уилл… Что ж, Уилл всегда держался немного в стороне.

Касси думала о жизни Уилла в Лос-Анджелесе, о том, что там он так же выделяется на общем фоне, как и здесь, в Пайн-Ридж. Она вспомнила красивые, украшенные перьями мокасины и рисунки на оленьей коже, сложенные в коробки в квартире в Резеде. Представила, как Уилл избивает пьяного водителя, пока кровь не заливает его форму, пока уже невозможно различить, лакота это или бледнолицый.

Касси думала о том, что сказала бы ему сейчас, ведь она на собственном опыте поняла, что нельзя просто закрывать глаза и делать вид, что этой части твоей жизни не существует.

Она нагнулась и подняла ветку, которую отломило ветром от молодого ивового деревца. Согнула веточку напополам, испытывая ее на прочность и размышляя над тем, что рассказал Сайрес. И когда ветка, не выдержав давления, сломалась, Касси совершенно не удивилась.

Уиллу никак не удавалось избавиться от Алекса Риверса. Его имя было в каждой газете, в каждом журнале, лежащем на полках супермаркета. Он настолько часто видел его снимки, что мог побиться о заклад, что знает черты лица Алекса лучше, чем сама Касси. Он даже начал жалеть этого парня — после заявления отца Касси поползли разные слухи. Касси превратилась, в некотором смысле, в таинственно исчезнувшего Джимми Хоффа[19], а Алекс страдал от последствий.

В статье, которую Уилл только что прочел, говорилось о том, что японские фирмы, спонсирующие «Макбета», отозвали свою помощь, оставив Алекса единоличным заемщиком кредита на съемки провального фильма с бюджетом в сорок миллионов, и, вероятнее всего, ему придется продать свои апартаменты в Малибу. А также прервались договоренности на съемки следующих двух фильмов. Его молчание относительно исчезновения Касси порицал весь мир: это указывало либо на его вину, либо на болезненную зацикленность на собственной карьере, застилавшую все остальное. Где-то даже неприлично намекнули, что такой оскароносный актер, как Алекс Риверс, остался не у дел потому, что не может оторваться от бутылки, чтобы найти подходящий сценарий.

Уилл сложил журнал и заткнул его за козырек патрульной машины.

— Сколько еще? — спросил он у Рамона, который продолжал оставаться его напарником.

Рамон сунул в рот остатки бутерброда с яичницей и взглянул на часы.

— Десять минут, — ответил он. — Потом начнется.

Сегодня они дежурили на благотворительном балу. Имя организатора Уилл не запомнил, но знал, что собранные средства будут направлены на благое дело — благоустройство ранчо для детей-инвалидов в Южной Калифорнии. И все же Уилл не считал, что служба в полиции — это то, чем он должен зарабатывать себе на жизнь.

Главной изюминкой вечера должны были стать семь стареющих светских львиц в расшитых бисером вечерних платьях и полутораметровых головных уборах из цветов, которые соорудили флористы — участники турнира «Парад роз».

Уилл с Рамоном были призваны поддерживать здесь видимость порядка.

Но больше всего поражало то, что полиция действительно понадобилась. За три часа до начала вечера костлявый низкорослый флорист с бейджем, на котором было написано «Морис», обвинил другого в краже райских птичек. Уиллу пришлось буквально отрывать их друг от друга.

— Идем, — велел Рамон, вылезая из машины.

Уилл поглубже натянул фуражку и направился к «Беверли-Уилшер», говоря себе, что не просто работает охранником. Скоро он станет детективом.

Рамон прошелся вдоль одной стороны подиума, Уилл — вдоль другой. Погас свет, раздалась глухая барабанная дробь, и появилась первая модель.

Ее головной убор состоял из гвоздик, которыми было выложено «1993». Было заметно, что передвигается она с трудом. На экране за ее спиной улыбались беззубые лысые дети на лошадях, на кадрах-вставках плыли изображения болезненных подростков.

Женщина-распорядитель подошла к Уиллу и протянула ему несколько небольших, обернутых в бумагу пакетов.

— Это вам, — проворковала она и лучезарно улыбнулась, глядя на сцену. — Будем надеяться, что в следующем году выберут меня. В качестве модели, понимаете?

На подиум вышла вторая модель и запела «Ура, Голливуд!». Фиалки, растущие, казалось, прямо у нее из головы, были собраны в форме камеры «Полароид», а с плеча, словно плющ, свисала кинопленка.

Уилл подумал о Касси. Интересно, они с Алексом посещали подобные мероприятия? Чувствовала ли она себя так же неуютно, как и он? Он незаметно развернул три пакета. Флакон дизайнерских духов, солнцезащитные очки, съедобное массажное масло.

Стоящий напротив Рамон хлопал в такт музыке. Уилл обвел глазами лица над атласными платьями и туго затянутыми галстуками-бабочками. Их складывали, лепили, красили, прихорашивали, придавали им форму и какое-то выражение. Они становились искусно упакованными подарками, они изо всех сил старались вести себя естественно.

И все остальные жители Лос-Анджелеса выглядели так же.

На Уилла словно озарение снизошло, и он понял, что не должен здесь находиться. Он вспомнил свою службу в полиции племени, вспомнил, как арестовывал мужей-тунеядцев и отбирал пиво у подростков, постоянно думая о том, что существует другая жизнь. Наверное, она и была — но даже сейчас, даже уехав из Южной Дакоты, он ни на йоту к ней не приблизился.

Он засмотрелся на собравшихся и не понял, что произошло. Четвертая модель, зацепившись каблуком за дерн, расстеленный на подиуме, неосторожно дернула головой, от чего повыскакивали шпильки и отошел клей, на котором держались цветы. Уилла засыпало чайными розами и тигровыми лилиями, огромными тепличными маками и стефанотисами. От неожиданности он поскользнулся на блестящих лепестках и упал на спину.