В Эворе подобные богохульства, связанные с повседневной жизнью, ярко проявились, когда Фернана Матеуша обвинили в том, что он заявлял: не грех спать с двумя сестрами. Его невестку Изабеллу Диаш вскоре после этого обвинили в том, будто, она сказала, что нет никакого греха в занятии любовью с зятем[993].

Наказание, предусмотренное за измену самому себе, оказывалось более мягким, чем наказания, предназначенные для конверсос или морисков. Но обычно сюда включалось бичевание, иногда — изгнание, галеры и тюремное заключение. Чтобы инквизиция могла добраться до виновного человека, оказывалось вполне достаточно, если соседи, которые следили за ним, заметили любой признак неортодоксальности.

В колониях присутствие инквизиции в повседневной жизни часто проявлялось в обвинении рабов, отрекающихся от Бога или занимающихся «колдовством» какого-либо вида. А в это время в Иберии умонастроения, которые способствовали «колдовству», привели к зоркому наблюдению за самыми приземленными разговорами.

Поэтому именно в таком контексте, как мы сможем увидеть, историки иногда рассматривали инквизицию в качестве одного из первых современных учреждений. С ее организацией и способностью контролировать жизнь граждан, она стала предшественницей того, что бросало подобную же тень на человечество в XX веке.

Правда, некоторые историки в наши дни утверждают: подобный аспект деятельности инквизиции преувеличен, а «старые христиане» воспринимали ее, как далекий от них трибунал[994]. Но досягаемость инквизиции изменялась в зависимости от перемен в рассматриваемый период. В конце XVI и в начале XVII вв. досягаемость в пределах сельских общин оказалась огромной при административном присутствии даже в небольших городах, где не имелось трибуналов.

Хотя впоследствии досягаемость и сокращалась, коллективная память обеспечила иное: в последние годы сферу действия инквизиции считали значительно более обширной, чем она была на самом деле.

* * *

Если в наши дни в Испании войти в ресторан и тщательно изучать меню, то можно увидеть нечто специфичное для испанской культуры. Любой суп или солянка, названные «а ля Эспаньола» или «Кастельяна», подается с кусочками ветчины или жареной свинины. Популярная цепь ресторанов в Мадриде называется «Мусео дель хамон» («Музей ветчины»). Пройдя мимо десятков свиных ножек, коптящихся над бревнами, понимаешь, что это место настолько же хорошо, как и любое другое, где можно попробовать одно из этих блюд. Одно из блюд с самым ироничным названием — «Худиас-сон-хамон» («Еврейское ветчинное»). Сейчас это блюдо из фасоли с ветчиной может называться гораздо проще.

Покиньте рестораны ради кулинарного символа Испании — в бар, где подают вкусное испанское блюдо «тапас». Здесь можно сесть на стул перед стойкой. Бармен принесет тарелку еды, чтобы возбудить у вас аппетит, пока вы потягиваете холодное пиво. Взгляните на еду, которую вам принесли: мелкие кусочки свинины, кусочек «коризо», несколько креветок, целое собрание маринованных моллюсков. Было бы неприлично не съесть это. Итак, вы решились, даже если блюдо остыло или подано холодным.

Возможно, вы не заметили, что эти угощенья (как многие порции «тапаса») приготовлены вопреки исламским и еврейским законам питания.

Вернемся более чем на 300 лет на остров Мальорка, жемчужину Балеарских островов. Здесь в конце XVII века в столице острова, городе Пальма, жила община конверсос. Они занимали гетто, известное как Сагель. Однажды в летний день 1673 г. группа местных важных персон собралась в саду одного из очень богатых конверсос, Педро де Онофре де Кортеса. Среди них находился Габриель Руис, шпион инквизиции, а также Антонио де Пигдорфила, родственник пристава инквизиции. О том, что происходило дальше, подробно рассказал Мигель Понт.

Следовательно, здесь прослеживается социальная динамика, когда «щедрые» гости приносят еду в дом, где живут конверсос, которые, если они соблюдают некоторые положения еврейского закона, не смогут есть.

Такая «щедрость» становилась вызовом и завуалированной угрозой. Она распространялась на кулинарные традиции как на средство проверки людьми, бдительно следящими за ортодоксальностью и получающими власть над теми, кого считали подозрительными. Поскольку ислам и иудаизм запрещали употребление свинины, угощение ею конверсо или мориска было прекрасным способом унизить человека, претендуя одновременно на соблюдение правил христианского милосердия.

Отказ людей есть свинину постоянно присутствует в делах конверсос и морисков, заведенных инквизицией. Он свидетельствует о том, насколько идеология инквизиторов нарушала самую базовую потребность человека — питание.

Характер кулинарной бдительности для конверсос и морисков был разным. Для конверсос вопрос, связанный с употреблением в пищу свинины, оказывался критическим. Как отмечал в 1573 г. итальянский путешественник Леонардо Донато, «за ними следили во время работы и за каждым проявлением жизни с огромным вниманием. И даже если они уклонялись от исполнения самого незначительного христианского обряда, их начинали подозревать в ереси и наказывали»[996].

Для морисков наступал дополнительный опасный период во время Рамадана, когда малейший намек на то, что они ничего не ели в течение дня, мог привести к обвинению. Это еще один пример взаимодействия фальшивой щедрости и идеологии инквизиции. В 1578 г. мориска в районе Валенсии обвинили в отказе есть или пить в течение всего дня во время поста в месяц Рамадан, когда он работал со «старыми христианами» в доме. И это — несмотря на то, что они «приглашали его поесть и имели легкие закуски»[997].

В том же году «старый христианин» донес на четырех морисков, которые приходили и работали у него на земле во время Рамадана в 1577 г. Они не ели и не пили в течение всего дня[998].