В отдалении послышался вой полицейских сирен. Может, кто-то услышал шум, когда они выводили из строя лазер, и вызвал полицию? «Подбираются все ближе», – подумал Коллин.

– Черт возьми, за что я плачу этим людям? – Коллин со злостью бросил телефонную трубку на аппарат с такой силой, что послышался звон.

– Что-то не так? – спросил Гаррисон, собирая посуду. Коллин, рассчитывая, как обычно, сделать с полдюжины ночных междугородных звонков, распорядился принести еду в кабинет.

– Черт возьми! Все не так. Проблема, которая называется некомпетентность, – проворчал Коллин, откинувшись в кресле. Волосы у него спутались, обычно еле заметные морщинки вокруг глаз и рта сейчас проступили резче. – Те, кого я нанял вести расследование… Я плачу им чертовски много, а толку нет!

– Точно, – поддакнул Гаррисон, спокойно составляя использованные тарелки на поднос. Он давно привык к этим вспышкам гнева и знал, что Коллин сам расскажет все, что посчитает нужным.

– Сколько лет они уже трудятся, Генри? – спросил Коллин, хотя прекрасно знал ответ.

– По крайней мере пять.

– Пять лет, – задумчиво повторил Коллин. – Пять лет, чтобы найти Джасмин. И все, что я от них слышал, это несколько тупиковых вариантов, которые никуда не ведут, и целые горы жалких оправданий.

– Европа большая, Коллин, и там живут миллионы людей, – попытался урезонить его Гаррисон. – Вы хотите, чтобы они, как говорится, нашли иголку в стоге сена.

Коллин стиснул челюсти, так что желваки заиграли на скулах.

– Я сам обшарил всю Европу, не забыл? Мне, конечно, понадобилось немало времени, но я нашел украденные у меня вещи. И вернул их на место, могу добавить. Почему же целый взвод ищеек не может отыскать одну молодую женщину?

– Этого я не знаю.

– Что-нибудь вообще способно вывести тебя из себя, Генри? – спросил Коллин со внезапно проснувшимся любопытством.

– Да, – кивнул Гаррисон. – Вы. – Он взял поднос и направился к двери.

– Где Эшли? – вдогонку ему крикнул Коллин.

– Полагаю, поднялась наверх.

После ухода Гаррисона Коллин некоторое время изучал записи в своем желтом деловом блокноте. Отсутствие результатов злило и огорчало его. Он дал Блэкджеку обещание и намерен сдержать его.

И он найдет Джасмин, чего бы это ни стоило.

– Чем дольше мы вместе, тем яснее я понимаю, как мало, в сущности, знаю о тебе, – сказала Эшли, лежа в темноте спальни рядом с Коллином. – Даже когда мы занимаемся любовью… У меня все время такое чувство, что ты никогда не раскрываешься до конца.

– Ты знаешь обо мне все, что тебе нужно знать, – невозмутимо ответил Коллин, глядя в потолок.

– Я не знаю практически ничего.

– В общем-то… и рассказывать нечего.

– Я знаю, что ведет тебя, что принуждает делать это… и в какой-то степени начинаю понимать твои мотивы, но я не знаю тебя, – не отступала Эшли. – Кто ты, чего хочешь от жизни? Чем займешься после того, как все это закончится? Что любишь, а что нет…

– Чем займусь, когда все закончится? На этот вопрос я сам ответить не могу. Пока, – сказал Коллин, повернувшись лицом к ней. – У меня все не хватает времени всерьез задуматься. А насчет того, что я люблю… Уж ты-то должна иметь об этом представление.

– Я говорю не о… – начала было Эшли, но Коллин перебил ее:

– Кроме того, я могу сказать то же самое и о тебе. Что я знаю, кроме нескольких очевидных фактов? Мне известно, что ты талантливая и преуспевающая художница. Что ты очень любила и скорее всего до сих пор любишь своего мужа, несмотря на то, в какой семье его угораздило родиться. Что ты готова бороться не на жизнь, а на смерть за своего сына. И это все. Ты возвела вокруг себя невидимую, но непроницаемую стену, сквозь которую невозможно пробиться.

«Мы действительно два сапога пара», – подумал Коллин. Сколько лет он сознательно избегал любых эмоциональных тенет, ведя беззаботное существование, лишенное серьезных привязанностей с их неизменными сложностями? И сколько лет это еще будет продолжаться? Его сжигали неугасающая боль из-за смерти родителей и ненависть к Холлистеру и его сообщникам, в том числе и к собственному брату. Эта ненависть все еще продолжала разрушать душу Коллина… Ему припомнилась та ночь, когда он проник в квартиру Эшли и почувствовал холодную, безличную атмосферу ее жилья, не окрашенную ни чувством, ни заботой. После смерти мужа и потери сына Эшли на все стало наплевать, и Коллин прекрасно понимал ее! Он сам был таким же.

Однако сейчас, лежа рядом с ней, в самой глубине души он чувствовал, что в нем не угасло полностью желание любить и заботиться.

– По правде говоря, я никогда не задумывалась об этом, – задумчиво заговорила Эшли. – Наверно, после того как умер Брендон, а Роберта у меня отобрали, я и в самом деле замкнулась в себе. Не хочу новых страданий.

– Так спокойнее.

– Пожалуй. – Она помолчала. – А что заставляет тебя отгораживаться ото всех?

– При моем – при нашем – роде занятий нельзя никого подпускать к себе слишком близко.

– Даже своего собственного партнера? – спросила Эшли.

Коллин приподнялся, опершись на локоть.

– По-моему, мы близки настолько, насколько это вообще возможно между мужчиной и женщиной.

Кончиком пальца он провел по подбородку Эшли и наклонился, ища губами ее рот. Его руки медленно заскользили по ее телу, лаская все жарче, все настойчивее. Потом, после мига невыносимого блаженства, когда они и в самом деле стали единой плотью, Коллин откинулся на спину и охрипшим голосом пробормотал, глядя на Эшли:

– Ты прекрасна. Мне чертовски жаль было бы потерять тебя.

Она протянула руку и коснулась его губ. Хотелось бы знать, что на самом деле творится в голове у Коллина. О чем он думает, что чувствует. Иногда после того как они занимались любовью, Эшли захлестывало острое чувство вины. Всплывали воспоминания о муже, о том, как сильно она любила его и как тосковала по нему… Но временами хотелось одного – чтобы кольцо надежных рук Коллина не размыкалось никогда, чтобы потом, когда все останется позади, отношения не прервались.

– Люби меня, Коллин, – прошептала Эшли. – Просто люби меня, и все.

– С удовольствием, – ответил он, целуя ее груди и проводя по ним языком.

Его руки скользнули по ее животу вниз, а рука Эшли, протиснувшись между их телами, ласкала его плоть. Потом одним молниеносным движением Коллин оказался на ней, внутри ее. Вцепившись в его плечи, Эшли двигалась вместе с ним, дыша тяжело и часто, а комната безумно кружилась над головой… Коллин взял ее несколькими быстрыми, резкими толчками и откинулся на бок. Они долго лежали в счастливом изнеможении, не двигаясь и не произнося ни слова.