Ого-го-го.

– В чем дело, Куин? – спросил король.

– Мы нашли Джона. Если можно так сказать.

Веки Тора взметнулись вверх, нахмурившись, он повернулся лицом к парню, стоявшему в дверях. Еще до того, как Роф успел что-то сказать, Тор спросил:

– Он разве исчезал?

Казалось, Куин удивился, увидев его здесь, но парень быстро взял себя в руки, когда послышался требовательный голос Рофа:

– Почему мне не сказали, что он пропал?

– Я сам не знал об этом. – Куин вошел в кабинет, за ним проследовал рыжеволосый парень по имени Блэй, он тоже обучался в тренировочном центре. – Он сказал нам обоим, что после патруля пойдет отдыхать. Мы поверили ему на слово, и перед тем, как вы схватите меня за яйца, скажу, что я оставался в своей комнате все это время, потому что был уверен, что он находится в своей. Как только я понял, что его там нет, мы отправились на поиски.

Роф выругался, а затем прервал извинения Куина:

– Все нормально, сынок. Ты же не знал, и ничего не мог поделать. Где он, черт побери?

Тор не слышал ответа из-за рева в голове. Джон где-то в Колдвелле, совсем один? Ушел, не сказав никому ни слова? Что, если с ним что-то случилось?

Он вклинился в разговор.

– Подождите, и где он сейчас?

Куин поднял вверх свой телефон.

– Он не говорит. Просто прислал сообщение, что где бы он ни был, он в безопасности, и встретится с нами завтра ночью.

– Когда он возвращается домой? – задал вопрос Тор.

– Я думаю, – Куин пожал плечами, – Он не собирается этого делать.

Мать Ривенджа отошла в Забвение в одиннадцать часов одиннадцать минут утра.

В это время с ней были ее сын, дочь, спящая внучка, свирепый зять и любимый доджен.

Это была хорошая смерть. Очень спокойная. Она закрыла глаза, и спустя час пару раз судорожно втянула воздух, затем испустила один длинный выдох, и ее тело как будто вздохнуло с облегчением, когда душа покинула свою телесную клетку. И что странно... В тот самый момента Налла проснулась, но посмотрела не на свою бабушку, ее взгляд остановился где-то над кроватью. Ее маленькие пухлые ручки потянулись вверх, она улыбнулась и что-то проворковала, как будто кто-то только что погладил ее по щеке.

Рив смотрел на тело. Его мать всегда верила, что в Забвении она переродится, и корни этой веры были взращены в богатой почве ее воспитания Избранной. Он надеялся, что так и будет. Ему хотелось верить, что она снова обретет жизнь где-нибудь в другом месте.

Лишь эти мысли, пусть и на самую малость, облегчали боль в его груди.

Доджен тихо заплакала, Бэлла обняла дочь и Зейдиста. Рив оставался в стороне, сидя в одиночестве на краю кровати и наблюдая, как краски сходят с лица матери.

Затем он почувствовал как, загудели конечности, напоминая, что наследие его отца, как и его матери, всегда с ним.

Он встал, поклонился всем и, извинившись, вышел. В ванной комнате он заглянул под раковину и поблагодарил Деву-Летописецу, что ему хватило ума спрятать там пару флаконов дофамина. Включив теплое освещение, он снял соболиную шубу и сорвал с плеч пиджак от Гуччи. Красноватый свет с потолка испугал его до чертиков, потому что он подумал, что стресс от смерти матери снова вытащил наружу его плохую сторону – он погасил его и, включив душ, принялся ждать, пока пар наполнит комнату.

Топнув ногой, он проглотил еще две таблетки пенициллина.

Когда стало легче, Рив засучил рукав, старательно игнорируя свое отражение в зеркале. Наполнив шприц, он обернул бицепс ремнем от Луи Виттона, потянув черную кожу и зафиксировав на уровне ребер.

Стальная игла скользнула в одну из его зараженных вен, и он надавил на поршень…

– Что ты делаешь?

Голос сестры заставил его поднять голову. В зеркале он увидел, как она уставилась на шприц в его руке и на его красные, воспаленные вены.

Первой мыслью было наорать на нее, чтобы она вышла отсюда к чертовой матери. Он не хотел, чтобы Бэлла видела это безобразие, и не только потому, что это влекло за собой очередную ложь. Происходящее с ним сейчас было глубоко личным.

Вместо этого он спокойно вытащил шприц, надел на иглу наконечник, и выбросил ее в мусорное ведро. Под шум воды он стянул рукав вниз, затем надел пиджак и соболиную шубу.

Выключил воду.

– Я диабетик, – сказал он. Черт, а Элене он сказал, что у него Паркинсон. Проклятье.

Ну, хотя вряд ли эти двое в ближайшее время пересекутся.

Бэлла прикрыла рот рукой.

– И как давно? Ты в порядке?

– Я в норме, – он заставил себя улыбнуться. – А у тебя все хорошо?

– Подожди, как давно у тебя это?

– Я колюсь уже около двух лет. – По крайней мере, это не было ложью. – И я регулярно бываю у Хэйверса. – Пабабабам! Еще одна правда. – Все под контролем.

Бэлла посмотрела на его руку.

– Поэтому ты все время мерзнешь?

– Плохая циркуляция. Вот почему я хожу с тростью. Проблемы с равновесием.

– Я думала… ты говорил, что это из-за травмы?

– Диабет влияет на мою способность исцеляться.

– А, верно, – Бэлла печально кивнула. – Жаль, что я не знала.

Когда она посмотрела на него своими большими голубыми глазами, Рив возненавидел себя за ложь, но в тот момент мог думать лишь об умиротворенном лице матери.

Он обнял сестру и вывел ее из ванной.

– Ничего серьезного. Я справляюсь.

В спальне воздух был прохладнее, но Рив понял это только потому, что Бэлла сжалась и обняла себя руками.

– Когда мы должны провести церемонию? – спросила она.

– Я позвоню в клинику и попрошу Хэйверса придти сюда с наступлением ночи, и завернуть ее тело. Затем нам нужно определиться, где мы ее похороним.

– Во владении Братства. Я хочу, чтобы ее похоронили там.

– Если Роф позволит мне и доджену присутствовать, то я согласен.

– Конечно. Зи сейчас говорит с Королем по телефону.

– Не думаю, что в городе остался кто-то из Глимеры, кто захотел бы придти попрощаться с ней.

– Я принесу с первого этажа ее адресную книгу и составлю некролог.

Такая сухая, практичная беседа, демонстрирующая, что смерть действительно была частью жизни.

Бэлла тихо всхлипнула, и Рив притянул ее к своей груди.

– Иди ко мне, сестра моя.

Они так и стояли вместе, Бэлла положила голову ему на грудь, а он думал о том, сколько раз пытался спасти ее от этого мира. Жизнь, однако же, диктовала свои условия.