дела стоял исполнительный совет из 50 членов. Каждый из членов этого совета, в свою очередь, руководил какой-ни-будь ветвью организации. Один заведовал избирательным комитетом, другой – торговым, третий – финансовым, четвертый – комитетом для переписки и т. д. С этими комитетами связывались рабочие и даже дамские подкомитеты, которые вели агитацию в самых различных слоях общества. Наконец, всевозможные местные ассоциации распространяли влияние лигистов по всей стране. И так как Лига возникла по мысли богатых промышленников, то ей никогда не приходилось страдать от того недостатка в денежных средствах, который парализует иногда самые энергические усилия рабочих обществ. Напротив, она имела возможность затрачивать огромные суммы на свою агитацию и действительно не отступала ни перед какими издержками. Газеты, книги, брошюры, листки, воззвания, митинги, избирательная агитация – все было пущено в ход для борьбы с неприятелем. Сила и значение Лиги возрастали с каждым годом.

На ее сторону стали переходить не только политические деятели, но даже духовные лица. В 1841 году в Манчестере собралось до 700 священников различных вероисповеданий, которые объявили в своей резолюции, что «хлебные законы нарушают законы Спасителя и суживают благодеяния Провидения».

Не довольствуясь всем этим, Лига придумала еще одно средство, которое должно было дать ей новую силу в парламенте. Именно Кобден предложил членам и сторонникам Лиги приобретать земельные участки, которые давали бы им право голоса при парламентских выборах. Мысль эта приводилась в исполнение так энергично, что вскоре во многих избирательных округах большинство состояло из противников хлебных законов. Тогда уже невозможно было сомневаться в исходе начатого лигистами дела. Их ряды стали пополняться перебежчиками из лагеря протекционистов. Сам Роберт Пиль, глава тогдашнего торийского министерства, понял, что дальнейшее упорство было бы бесполезно. 27 января 1846 года он внес билль, в котором, рядом с другими мерами в пользу свободной торговли, предлагал сперва понизить хлебные пошлины, а затем и совсем отменить их по прошествии 3 лет, т. е. в феврале 1849 года Несмотря на сопротивление протекционистов, билль этот прошел в обеих палатах[206] и уже в июне 1846 года получил силу закона.

Таким образом, пали хлебные законы в Англии, и буржуазия беспрепятственно могла понизить заработную плату соответственно понижению цены хлеба. Но спрашивается, было ли понижение заработной платы в интересах тех пролетариев, которых буржуазия всеми силами старалась привлечь на свою сторону в борьбе с поземельной аристократией? Какую пользу могла принести рабочим одержанная буржуазией победа? На этот-то вопрос и отвечает «Речь о свободе торговли». Со своей стороны, мы заметим здесь, что хотя некоторая часть рабочего класса и поддерживала усилия лигистов, но в среде его уже существовала тогда партия, ясно сознававшая, что не в свободе торговли нужно искать средств для эмансипации трудящихся. Такова была партия чартистов.

Мы уже говорили, что парламентская реформа 1832 года во многом не удовлетворила народных ожиданий. Она дала избирательное право средним, но не низшим классам английского населения. Отсюда возникло стремление пролетариата сложиться в особую политическую партию. Между тем как буржуазия, опираясь на свои политические права, могла непосредственно взяться за осуществление своих экономических целей, – пролетариату нужно было еще завоевать себе те права, без которых нечего было и думать о необходимых для него экономических реформах. Бог почему, почти одновременно с возникновением «Лиги против хлебных законов», началось движение чартистов или сторонников народной хартии. Чартисты требовали всеобщего избирательного права, избрания членов парламента лишь на один год (annual parliaments), тайной подачи голосов, отмены того ценза, с которым связывалось право быть избранным в депутаты; законного денежного вознаграждения депутатам, которое позволяло бы выбирать их из рабочих, наконец, нового, более равномерного разделения страны на избирательные округа. Когда все эти требования были формулированы, вожаки движения сказали себе: «Вот наша хартия; мы будем агитировать в ее пользу и никогда не удовольствуемся чем-нибудь меньшим». Держась этого правила, они, естественно, не могли перейти на сторону лигистов, добивавшихся лишь свободы торговли. Нимало не желая поддерживать привилегии поземельной аристократии, чартисты понимали в то же время, что рабочие не должны быть слепым орудием в руках буржуазии. Они хотели, напротив, в своих собственных интересах воспользоваться междоусобием, возникшим в среде имущих классов. На все предложения лигистов они отвечали, что решение вопроса о свободе торговли должно быть отсрочено до тех пор, пока «народная хартия» не ляжет в основу английской конституции. Со своей стороны, вожаки Лиги отлично сознавали, что когда наступит такой момент, то рабочий класс потребует от парламента не только свободы торговли, но и целого ряда других, очень невыгодных для буржуазии реформ. Они привыкли смотреть на рабочих, как на послушное орудие в руках высших классов, чартисты же договаривались с ними, как равные с равными, и соглашались продать свою поддержку лишь за очень дорогую цену. Удивлению и негодованию либеральной буржуазии не было пределов, и соглашение оказалось невозможным.

Таково было, в общих чертах, взаимное положение различных партий в Англии в период агитации против хлебных законов.

Зная это положение, не трудно уже следить за аргументацией нашего автора, и мы тотчас же закончили бы свое предисловие, если бы не считали нужным обратить внимание читателей еще на одно обстоятельство, касающееся уже чисто формальной стороны рассуждений Маркса.

Русские социалисты хорошо знают, что интересы рабочего класса диаметрально противоположны интересам буржуазии. Но из этого бесспорного положения они делали и делают до сих пор не всегда правильные выводы. Так, например, применяя его к политике, многие из наших социалистов были когда-то убеждены, что падение абсолютизма принесло бы вред русскому народу, так как оно было бы «выгодно буржуазии». Тяжелые уроки жизни заставили их отказаться от этого грубого предрассудка. Но относительно экономических явлений он и до сих пор сохранил еще всю свою силу. До сих пор еще огромное большинство русских социалистов рассуждает приблизительно таким образом: так как, при настоящих условиях каждый шаг на пути промышленного развития нашей страны пойдет прежде всего на пользу буржуазии, то мы не желаем этого развития и готовы лучше поддерживать существующий порядок экономических отношений, чем изменять его в невыгодном для народа направлении. Таким образом, наши социалисты становятся на сторону экономического застоя. И хотя они, по их мнению, симпатизируют ему лишь до поры до времени, лишь до тех пор, пока у них не будет достаточно силы для социалистического переустройства всего общественного здания, но это обстоятельство не устраняет из их воззрений некоторого оттенка консерватизма и даже реакционности. Они забывают, что с точки зрения современного социализма освобождение рабочего класса может быть лишь результатом исторического развития, а не плодом усилий отдельных личностей или хотя бы целых