Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это только что было?
– Без понятия.
– Они на нас напали. Мы их враги.
– Я никому не враг.
– Ни хочу никому быть ни другом, ни врагом, никем.
– Где же сержик?
– Где же «Эхо»?
К ним подошёл какой-то капитан, которого Джеймс раньше вроде бы не видел, – с головы до ног выпачканный ржавой пылью от несущего винта; капитан жевал окурок сигары и моргал от пота, который заливал глаза.
– Здесь разбит лагерь оперативной базы. – Ему в лоб врезался жук. – Хочу, чтобы вся эта зона была в безопасности. – Жук оклемался, развернулся в воздухе и пропал.
– Господин капитан, мы ищем сержанта Хармона.
– Где взвод «Эхо»?
Капитан ткнул пальцем в Чёрного Человека и его здоровенный ствол:
– Найти огневую точку для этого пулемёта.
И ушёл. Троица не шелохнулась.
Какой-то хипповатого вида санитар с длинными усами и повязанной на голову синей бандане принёс им стопку из трёх горячих обедов, и они совершенно искренне его поблагодарили, хотя Нэш и заметил:
– Ну у тебя и усы под носом, лохматые, будто гусеница.
Ко всем этим людям Джеймс испытывал небывало глубокое благорасположение. Санитар сказал, что от миномётного обстрела есть один погибший. Джеймс воскликнул:
– Я видел этого парня! Видел мёртвое тело. Только я подумал, это что-то другое было…
– Что-то другое? Что это ещё могло быть, чувак?
– Да, верно, – подтвердил Чёрный Человек, – мы его видели.
– У меня всё никак в голове не уложится, – сказал Джеймс. Он до сих пор не мог укрепиться в мысли, действительно ли ему только что довелось поучаствовать в сражении. – Была вся эта гора под обстрелом или нет?
Он привёл память в порядок, чтобы составить некое подобие хроники сегодняшнего дня. Всё было очень ярко и беспорядочно. Знал он одно. Никогда ещё он не двигался так быстро и не чувствовал такой уверенности по поводу собственных действий. Вся херня в одночасье сгорела к чертям.
Похоже, всё закончилось. Объяснения этому не было. Гору ещё ни разу не беспокоили боевики. Люди с западного склона все куда-то внезапно испарились, а потом – эти вьетконговцы, а теперь и они тоже рассеялись как дым. Джеймс присел на корточки и умял принесённые ему сосиски с фасолью. Обмундирование по-прежнему пропитывал пот. Нэш, как он заметил, тоже взмок с ног до головы. Джеймс сказал:
– Как ты?
Нэш ответил:
– Да нормально, чувак. А что? Не верится?
Джеймс оторопел и смог только выдавить:
– Да нет. Верю. Правда. Ага…
Нэш сказал:
– У меня яйца потеют, вот и всё. Это не моча.
В сумерках медик повёл их по извилистой тропинке в какой-то распадок, где обнажённые по пояс юнцы мыли в ручье разгорячённые тела. Кто-то присел на берегу и выжимал носки над мутной водой. Все были полны энергии, смеялись, галдели. Ботинки долой, рубашки долой – невозбранный призыв купаться означал, что, по всей вероятности, всему и правда конец, они явно в безопасности. В меркнущем свете Джеймс ощутил себя взбудораженным и счастливым, и каждое смутно видимое юное лицо, в какое бы он ни взглянул, посылало ему сигнал о братской любви.
– Вы, ребята из разведотряда, путешествуете налегке.
Говорящий, очевидно, был новичком; он не осознавал, что эта тема в «Эхе» давно стало объектом шуток. Они и впрямь путешествовали налегке. Сам Джеймс больше не носил рюкзак, только бойскаутский вещмешок, в котором лежали плащ-палатка и шанцевый инструмент, семь двадцатизарядных обойм, несколько памятных талисманов – резинок, покерных фишек и конфет, – а ещё дозаторы репеллента от насекомых и банданы, пропитанные тем же репеллентом. Он пришёл к выводу, что уж лучше изредка нуждаться в чём-то, чего у тебя нет, чем таскать на горбу кучу ненужных в данный момент вещей.
Кто-то сказал:
– Ну чё, кончилась войнушка-то. Кто как, а я спущусь в деревню да перепихнусь. По случаю Тета шлюхи бесплатно дают.
– Что ещё за Тет?
– Это гуковский-хуюковский Новый год, долбоёба ты кусок! Вот сегодня как раз Тет этот самый и есть.
– Тет завтра. Тридцатого января, чувак.
– Когда?
– Се-го-дня. Господи Иисусе…
Кто-то из пехоты с ПЗ вышел на поляну и воскликнул:
– Чёрт! Чёрт!
Джеймс понял, что они сам, наверно, выглядит как-то так – потным, грязным, с диким взглядом.
– Сука! Сука! – восклицал парень. Отбежал на край поляны и уставился в фиолетовую даль, где тенями вздымались силуэты других гор. – СУКА!
Кто-то из его приятелей спросил:
– Чего «сука»?
Парень вернулся и сел, потряхивая головой. Взял приятеля за обе руки, как бы сердечно приветствуя его по какому-то чужеземному обычаю:
– Сука. Я чувака какого-то грохнул.
– Представляю, каково тебе. Сука.
Парень продолжал:
– Это всё равно как оленя подстрелить, разницы ноль.
– Это когда тебе случилось оленя подстрелить?
– Да, по ходу, реальную жизнь с фильмами попутал. Ну а было-то как: просто «пиф-паф!» И всё…
– Не похоже, будто всё, Томми.
– Слышь чё! Полчерепушки на воздух взлетело. Или для тебя это ещё не всё?
– Забей. Ты теряешь самоконтроль.
– Ага, ладно, – сказал Томми. – Реально, пора бы и забить.
– Эй, отпусти мои руки, слышь ты, гомодрил!
Джеймс тоже кого-то убил. Он увидел вспышку выстрела, швырнул гранату в чей-то крохотный огородик, а после взрыва двое вьетконговцев поволокли с участка в кусты человеческое тело, и это тело не подавало особых признаков жизни. Джеймс был так поражён, что даже не выстрелил вслед этим двоим. Которые то ли были, то ли не были вьетконговцами.
У него имелось пять двадцатизарядных обойм, а лейтенант привёз ещё двадцать восемь. Он расстрелял больше трёхсот патронов, бросил две гранаты, прошёл десять километров и уложил одного потенциального вьетконговца.
Все вокруг наблюдали, а Томми вынул из нагрудного кармана сигарету и зажигалку «Зиппо». Поджёг, закурил, с авторитетным видом выпустил облако дыма и спросил у приятеля:
– А ты хоть кого-то из них убил?
– Думаю, да.
– Которого из?
– Не знаю, которого именно. Откуда, блядь, мне должно быть это известно?
Джеймс отслужил полный срок, не причинив вреда ни единой живой душе, и вот только он успел сказать «да» службе по второму кругу, как кругом начали умирать люди – а этот паренёк, Томми, уже вовсю радуется этому событию.
Медик с парой ребят скрылся за деревьями, и вскоре ветерок донёс оттуда запах дымящегося косячка – но всё было в порядке, пусть себе гробят мозги, война есть война.
Солнце, катящееся все дальше к западу, выглянуло из-за