– Большая часть беспокойников еще на нашу машину горящую любуются. Но она уже догорает, так что надо отсюда уносить ноги.

– Куда?

– Выполняй приказы, – отвечает мне Ремер.

– Ага. Что-то сегодня твои приказы не в тему. Да и подчиненных у тебя, капитан, не осталось. Ильяс, что делать будем? – Раскомандовался, блин, тут, на фиг, на фиг.

Ну, собственно, оно все равно так и вышло, как Ремер сказал, – они с Ильясом прикрывают, мы с Тимуром тащим импровизированные носилки. Кто как, а я не удивлен вовсе. Когда идем мимо воткнувшегося в фонарный столб нашего автобусика, Ильяс начинает возбужденно квохтать.

– А ведь действительно, двери-то закрыты, – удивляется капитан.

Не понимаю, к чему это. Конструкция с раненым неудобна, раненый тяжелый и тяжелеет с каждой минутой, а мы что-то тормозим.

Потом до меня доходит – мы выскочили из автобуса в открытые двери, Ильяс же и открыл. Остался в автобусе труп водителя, выжить ему там было никак не возможно. Но сейчас двери закрыты. Значит, кто-то их закрыл. Логично.

– А уехать на этой чертопхайке мы не можем? – с неприкрытой надеждой спрашивает наш салобон.

– Куда? Он же въехал от души. Не получится, колесико-то вон каким ибуком вывернулось, – мрачно отвечает капитан, и мы дергаем дальше, стараясь обходить, к счастью, очень редких тут мертвяков. Вот у «буханки» их точно толпа. За нами увязывается пара дохляков, но идут они с такой же скоростью, как и мы, так что пока охранители воздерживаются от пальбы.

Руки от неудобной ноши устают куда быстрее, чем от нормальных носилок. Все внимание уходит на то, чтоб не запнуться, а двор захламлен капитально, чего только не валяется, вплоть до мебели. И хорошо бы, чтоб тот стенолаз, которого уже пристрелили, оказался единственным морфом в этом районе. Черт, чуть не упал, зацепившись за раскрытый чемодан с вывалившимся оттуда шмотьем. Сзади возмущенно верещит Тимур.

Ага. Мы уже у подъезда. Парочка прикрывающих проскальзывает внутрь, тут же хлопают выстрелы из ПБ – ни фига он не бесшумный, он просто гораздо тише, а лязгает достаточно громко. К нам идут несколько зомби, стоявших неподалеку, трое вроде всего. Нет, четверо, один вон у стенки полулежал, а сейчас начал подниматься. Все, пора в домик.

Дверь в подъезд закрываю с несказанным облегчением.

Квартира на третьем этаже, хозяева тут были, но мы их оттащили на лестницу, пожилая пара, пенсионеры видно.

Раненого уже привычно размещаем в санузле. Почему-то это помещение кажется самым безопасным. Места хватит еще для одного человека – и остается молодой. По-моему, он здорово опасается, что мы его там и оставим, а сами улепетнем. Но заботливость Ремера по отношению к последнему из его группы и наставительное хахеахуание Ильяса, пытающегося втолковать салабону, что надо делать, немного успокаивают нашего новичка.

Я заглядываю в комнату, и мои ноги взлетают вверх – я хряпаюсь спиной и башкой об пол. Какая-то круглая фигня раскатилась под башмаками, чудом не убился. Оказывается, на полу рассыпано два десятка стеариновых свечей. Вот это замечательно, очень к месту. Во всяком случае, мне так кажется. Работать с раненым при освещении десятью свечками куда как приятнее. Да и пришедший в себя раненый отмечает это. А я отмечаю, что перешел парень из первой стадии шока в торпидную.

Можно перевести дух. Только ненадолго – я уже понял, что мы остались без связи и потому вызвать помощь не можем. Ильяс, видимо, надеялся на легкую и вкусную халтурку и потому не потащил с нами ботана-связиста, а рация Ремера так и осталась в сгоревшей машине. Значит, надо выкручиваться самим.

Прикидываю, что у меня в наличии один патрон в «калаше», обойма в пистолете да в «малыше» пяток патронов. О, в сумке имеется еще пара пачек к пистолету. Спрашиваю Тимура, что есть у него. У него шесть патронов. Нет, определенно с пакистанским ТТ какая-то чертовщина творится: как ни доходит до него дело, так в нем шесть патронов.

Стрелки прикидывают, что у них. Кошачьи слезы получаются. По паре магазинов на ствол. Ильяс еще находит у себя несколько самоделок-зачинок. Грустно хыкает.

Перетряхиваем все карманы. В стыренной мной у Молчуна разгрузке три пустых магазина к его «валу» и один полный. Толку-то от этого, сам «вал» неведомо где.

– Тимур, ты когда Молчуна из автобуса тянул, автомат его с собой взял? – спрашиваю напарника.

– Нет, я его даже и не видел.

– Ясно, значит, ствол там так и лежит.

– Это хорошо? – осведомляется новичок.

– А черт его знает. Бесшумка – вещь хорошая, только патронов шиш. Два магазина – это для киллера хорошо, а в нашем положении…

– В автобусе рация должна быть. Только мне, судя по засаде на мою группу, лучше не отсвечивать, – мрачно говорит Ремер.

– Хы хохех хоххохь хыхыхь, – выдает Ильяс и дергается. Видно, неосторожно зацепил голый нерв.

– Да, ваши бы тут в самый раз пришлись бы…

– Хохли? – спрашивает, тяжело поднимаясь, наш снайпер.

– Хохли, – в тон ему отвечает Ремер и тоже встает.

– Я с вами пойду. В три ствола все же легче, если что, – говорю им.

Физиономии обоих – что капитана, что нашего командира – выражают сильное сомнение в том, что мой третий ствол шибко им поможет, но тем не менее явных возражений нет.

Так втроем и выкатываемся. Первый пункт назначения – автобус. Около него уже собралось штук пять зомби. Ясно, чуют кровищу от водителя. Ильяс (вот в принципе он нынче у нас «старшой», но не подходит к нему это звание), походя и словно бы немного рисуясь, снимает их, и мы заглядываем в кабину, благо стекла высыпались. Совершенно неожиданно слышим из кабины не то бормотание, не то молитву.

– О, да ты живой? – удивленно-радостно тихонько восклицает капитан.

– Кто здесь? – откликается водитель.

– Как считаешь?

– Вы, да?

– А то кто еще? Ладно, двери открывай!

Я вижу испуганную физиономию водилы – убедился, что это мы. Сильно не высовывается. Наконец передняя дверь открывается. Лезем в салон. Ильяс сшибает увязавшегося за нами мужика в майке и трусах.

То, как уцелел под шквалом пуль водитель, становится понятным очень скоро – этот жучище спер два куска брони с завода и устроил себе импровизированную бронеспинку и дверцу защитил тоже. Он успел залечь, видно, трепаный хвост, но недоглядел – въехал автобусом в столб, и его прижало мятым железом. Очень похоже, что левая нога сломана в голени.

Его рация тоже гавкнулась – висела на уровне головы, а там все в дырах. Короче, связи как не было, так и нет.

– Ху хо? – спрашивает меня Ильяс. Он, как это ни странно, не слишком огорчился тому, что связи нет. Мне так кажется, что на фоне его грусти по поводу упущенной выгоды остальное не суть и важно.