— Брат, а я ведь уже и не ожидал, что найду мешок. — Помолчав, он добавил: — Доведись мне подобрать мешок, я бы тоже ничего не взял… А я по дороге нашел веревку: не нашел бы мешка, точно бы повесился. Где бы я достал шестьдесят с лишним серебряных, чтобы отдать хозяину? Достал бы я деньги или нет — это один разговор, а вот что бы я дома жене сказал? Не повесься я сам, меня бы повесила жена. — Он внимательно посмотрел на Лао Ханя и сказал: — Брат, ты вроде бы обычный земледелец, а за наживой не гонишься. И ладно бы речь шла о грошах, но тут больше шестидесяти серебряных, а ты на них не позарился. Ты, брат, исключительный человек.

От таких пафосных речей Лао Хань и вовсе весь скукожился. Его обычное красноречие как ветром сдуло. А Лао Цао продолжал:

— Сегодня особенный день. И если ты не гнушаешься, я хотел бы с тобой побрататься.

От такого предложения Лао Хань и вовсе растерялся. Он впервые в жизни видел этого человека, и тут нате вам. Между тем Лао Цао заметил девочку, которая стояла во дворе и сосала палец. Он спросил:

— Твоя девчушка? На год-два старше моей дочки будет.

Лао Хань, показав в ее сторону, сказал:

— Кстати, мешок она подобрала.

Тут Лао Цао схватил Лао Ханя и потянул за собой:

— Идем.

— Куда?

— На рынок. Купим курицу, зарежем ее в честь нашей клятвы о союзе, а потом справим твоей девочке обновку.

Вот так благодаря мешку Лао Цао из деревни Вэньцзячжуан уезда Сянъюань и Лао Хань из деревни Нюцзячжуан уезда Циньюань навсегда стали хорошими друзьями. Уже потом Лао Хань говорил: «Точно ведь говорят: чужая душа — потемки. Я из-за мешка одного друга потерял, зато другого обрел».

Он имел в виду Лао Дина и Лао Цао. От уезда Сянъюань до уезда Циньюань было больше ста ли. И с тех самых пор во время праздников Лао Цао преодолевал непростой путь, чтобы навестить семейство Лао Ханя. Он приходил трижды в год: на Праздник начала лета, на праздник Середины осени и на Новый год. Лао Хань думал, что Лао Цао походит годик-два и перестанет, но Лао Цао порядка не нарушал. Отметив такое постоянство, Лао Хань тоже стал ходить в уезд Сянъюань, чтобы навестить Лао Цао. И такое общение продолжалось между ними уже десять с лишним лет. Если Лао Цао на время знакомства с Лао Ханем было сорок с лишним лет, то теперь, спустя десять с лишним лет, ему вот-вот должно было исполниться шестьдесят.

Как-то раз летом в деревне Нюцзячжуан открывали новый храм, возведенный в честь бога войны Гуань-ди. В день его освящения деревня Нюцзячжуан пригласила выступить театральную труппу. Это была труппа Танцзябань из уезда Усян, которая исполняла шанданский банцзы. Актеры должны были показывать спектакли три дня подряд с седьмого по девятое число шестого лунного месяца. В деревне Нюцзячжуан был свой массовик-затейник по имени Ню Лаодао. Ему уже перевалило за семьдесят, всю свою жизнь он отвечал за разные мероприятия, поэтому любые события мелкого и крупного масштаба не обходились без его прямого участия. Строительство храма Гуань-ди также было его идеей. По сравнению с другими селами в округе Нюцзячжуан была деревней новой, ей еще не исполнилось и ста лет, ее основало поколение деда Ню Лаодао, которое поселилось здесь, на берегу речки, спасаясь от голода. Постепенно к беженцам подселились и другие. Остальные деревни в округе были старыми, и, если прикинуть, им уже насчитывалось несколько сотен лет. Так что в этом плане деревня Нюцзячжуан им значительно уступала. Во всех других деревнях имелись храмы, а в деревне Нюцзячжуан — нет. Ню Лаодао, которому уже перевалило за семьдесят, захотелось перед смертью сделать что-то грандиозное, поэтому ему пришла идея построить храм Гуань-ди. Для этого дела он привлек Цзинь Фажуна, которому тоже уже перевалило за семьдесят. Всю свою жизнь он также что-то организовывал и помогал Ню Лаодао. И вот двое стариков на пару стали ходить по дворам и собирать деньги на строительство храма. И надо сказать, храм они отгрохали что надо, а не какой-нибудь курятник. Возьмись за это дело кто другой, ничего бы не вышло, но Ню Лаодао весь свой век провел в роли организатора, его услугами в деревне пользовались все подряд, поэтому если он начинал что-либо затевать, откликались все: просил деньги — давали деньги, просил рабочие руки — давали рабочие руки. После того как храм отстроили, все стали ждать его торжественного открытия. Храм вышел на славу, душа Ню Лаодао пела от радости, и тогда его обуяла новая идея: «Эх, была не была, пригласим-ка мы в честь освящения храма театральную труппу на три дня. Не ради Гуань-ди, а во славу нашей деревни». Он снова объединил усилия с Цзинь Фажуном, они вооружились двумя плетеными корзинками и отправились по домам собирать деньги теперь уже на труппу. Но поскольку народ недавно собирал пожертвования на храм, сбор денег на труппу шел не с такой охотой. Тогда Ню Лаодао проявил гибкость, предложив помочь кто чем может: кто деньгами, кто досками с мебелью, а кто и зерном. Доски с мебелью пошли бы на возведение сцены, а зерно — на муку для пропитания труппы. Когда сбор податей был завершен и старики пересчитали собранные мелочью деньги, у них вышло двести шестьдесят пять юаней. Тогда Ню Лаодао и Цзинь Фажун перекинули через плечо кошели и отправились в уезд Усян, чтобы пригласить оттуда театральную труппу. Хозяина тамошней театральной труппы звали Лао Тан. Лао Тан происходил из уезда Юйсян и шанданцем не был. Однако, покинув родной уезд Юйсян, он всем представлялся как шанданец. Свою труппу он организовал в уезде Усян, но при этом выдавал себя за продолжателя основной школы шанданского театра банцзы. Когда же его спрашивали, откуда он родом, Лао Тан отвечал, что из Шандана. Ню Лаодао частенько приходилось вести всякие переговоры, иногда они касались дел внутри своей деревни, а иногда — дел на стороне, так что хозяина труппы он уже знал. Встретившись с Лао Таном, Ню Лаодао обстоятельно и детально изложил ему суть дела о строительстве храма Гуань-ди в деревне Нюцзячжуан уезда Циньюань и попросил приехать к ним на гастроли с седьмого по девятое число шестого лунного месяца. Тут же он протянул Лао Тану деньги — двести шестьдесят пять юаней. Труппа Лао Тана выступала за сто юаней в день, таким образом, за три дня полагалось заплатить триста юаней. Но Ню Лаодао честно признался:

— Лао Тан, мы виноваты, но здесь не хватает тридцати пяти юаней.

Лао Тан, посмотрев на деньги, недовольно ответил:

— Одно дело, если бы не хватало юаня-двух, а тут речь о тридцати-сорока. Боюсь, наша сделка не состоится.

Тогда Ню Лаодао сказал:

— Деревня у нас маленькая, стоит на отшибе, одна голытьба. Может, все-таки уважишь нас, стариков, нам уже за семьдесят, а мы такой долгий путь проделали.

Заметив, что Лао Тан по-прежнему хмурится, Ню Лаодао поднялся со своего места и предложил:

— А хочешь, я тебе свою куртку отдам?

Лао Тан помотал головой:

— Уважаемые, это уже не дело.

Деньги он все-таки взял, и Ню Лаодао, понимая, что он согласился, под конец добавил:

— Лао Тан, тогда я уж скажу до конца все, что думаю: не вздумайте из-за недоплаты играть как попало. Все должно быть как надо.