Соответственно чему я не стала заворачиваться в синий плащ за неимением оного, вместо него надела синий костюмчик с пелериной, и ушла из дому не в сырую ночь, а в полный тёплого очарования летний вечер, не последний на горестной земле. Мерси, Сан Саныч, милль пардон…

Уж не знаю почему на смену пушкинским строкам взошли блоковские, наверное, к перемене погоды или участи…

Во флигеле в саду оказалось именно так, как я предполагала тем вечером, всё оставалась на месте и никуда не делось. Так же таинственно шелестели деревья, луна освещала дорожки аллей, шелковый абажур создавал изысканные эффекты освещения в комнате и за раскрытыми окнами, парк жил ночной жизнью и замыкал собою зелёный сияющий кристалл, в который городская жизнь пробивалась лишь фасеточными отражениями.

В виде приятного дополнения к прочему мы с Мишей часто и беспричинно смеялись, поводы для грусти и глубоких размышлений отчего-то иссякли. И не один, а много летних вечеров пролетели вне рамок реальности, в искрящихся изумрудом гранях, даже обводные каналы сада приобрели травяной оттенок и текли под мостиками с неспешной протяжностью. До тех пор, пока…

Однажды утром я сказала, что уезжаю на два дня, возникли срочные дела, а вернулась в сад ровно через неделю. Листья начали избирательно светлеть, и отдельные деревья успели продвинуться от зелени к золоту и охре. «Стояла осень, надвигалась довольно скучная пора» – предрекал Александр Сергеевич, но я даже не догадывалась, насколько скучная.

На первом этаже флигеля горели потолочные лампы, незнакомые юноши и девушки возились с растениями, я прошла мимо них, но что-то подсказало, что сюрприз не будет единственным. Действительно, сквозь распахнутые настежь двустворчатые двери я сразу увидела, что комната не та, что прежде, а главное, что поменялся обитатель. Вместо Миши на пороге возник джентльмен средних лет, прекрасный усталой красотой падшего ангела, изысканно любезный, хотя одетый в ковбойку и ватник. Слегка смущенная и спутанная его необычным видом и редкостным обхождением, я не сразу поняла, что на свой робкий вопрос получила ответ, исполненный искреннего сочувствия и осенней печали.

…Миша здесь больше не живёт, он уехал, никаких координатов не оставил. К сожалению, нынешний хозяин не знает его лично, видел несколько раз, только и всего. Более полной информаций владеет некий Александр Петрович, он может появиться в лаборатории в конце недели, добро пожаловать, мне будут рады.

На любезность я ответила любезностью, пообещала зайти непременно, познакомиться с Александром Петровичем и выпить хорошего чаю в научной компании. Согласилась, что приятным людям нужно держаться вместе, особенно в смутные времена, а как же иначе? И покинула сад навсегда, заведомо зная, что войти в эти аллеи уже не доведётся. Если волшебная иллюзия исчезла, то её не дозовёшься и не допросишься через третьи лица, какими бы они ни казались милыми. Сияющий кристалл какое-то время побыл со мной, мерцая теперь не зелёным, а золотистым, осенним свечением, потом стал меркнуть, выцветать и однажды незримо истаял.

Примерно в то же время (чисел и дат я не могу вспомнить) меня настиг тяжёлый затяжной бронхит с астматическим компонентом. Об этой напасти я успела забыть со времен ранней юности, она отравляла жизнь в поздние школьные и ранние студенческие годы, каждые весну и осень почти без передышек. Пришлось сократить курение, тепло кутаться и вести размеренный образ жизни, поскольку каждое отступление от режима тотчас наказывалось потерей дыхания, приступами кошмарного кашля и слабости.

Ну просто дама с камелиями в последнем акте «Травиаты»! Прискорбное, хотя и романтическое состояние привело к тому, что квартира превратилась в почти неприступную крепость, из неё доводилось выходить лишь в крайних случаях. Хорошо, что летом я успела завершить все дела, в том числе финансовые. Не то пришлось бы срочно искать поклонника с романтическими странностями, желающего взять на содержание даму без камелий, но с характерным кашлем.

Наш потрёпанный финансовыми бурями «Аргус» остался на плаву, Валентин произвел нечеловеческое усилие и выцарапал у «Белоснежки» конторские деньги заодно с заначкой доцента Рулло, присвоенной подругой Верой. О том умолила его супруга Марина прежде чем девица с розами из рекламного ролика окончательно отослала вкладчиков далеко за синие горы получать кровные денежки после дождичка в четверг.

Я наблюдала за ходом операции изъятия со стороны, иногда осуществляла координацию по телефону, когда позволяли медицинские показания, и на линии не слышалось моего нестройного шумного дыхания. Ужас. По тем же причинам пришлось взять длительный отпуск от дел в «Аргусе», осталось лишь домашнее редактирование для издательств. Дамам с семейными и личными проблемами раз за разом приходилось отказывать. Принимать их в душном закутке я не могла, а звать домой активно не хотела. Должен быть предел альтруизму, тем более, что редактирование вполне отвечало моим скромным жизненным запросам.

К тому же, я ухитрилась замечательно устроиться с доставкой книг и рукописей на дом, почти всегда их привозил и увозил медиевист и футуролог Митя Астарханов, гроза интеллектуальной элиты целой столицы. Моё достойное жалости состояние, по всей видимости, тронуло его сердце и воззвало к благородным чувствам. Всё та же «Травиата», сидящая дома безвылазно и готовая разговаривать на отвлеченные темы с утра и до вечера, насколько ей позволяло дыхание. Вот такими оказались развлечения, поданные судьбою на бедность и болезнь.

С бывшим другом и компаньоном Валечкой мы остановились на странной стадии отношений: ни мира ни войны, ни дела ни потехи, какие-то блёклые полуулыбка-полуплач с вкраплениями мизерных финансовых делёжек в рамках «Аргуса». Распределяли жалкие тысячи деревянных, при этом Валька не ленился возить мне длинные распечатки и заставлял бедную даму без камелий изучать и писать согласие на что-то совершенно непостижимое уму. В этих финансовых свиданиях усматривался особый садизм, поскольку компаньон отлично знал, что я отключаюсь от внимания и впадаю в летаргию на первой колонке дебета или кредита, без особой разницы. По мере продвижения финансовых дел возникали в памяти страницы «Из жизни и приключений Давида Копперфильда» (сочинение Чарльза Диккенса). Там лирический герой по молодости лет заставлял прелестную супругу Дору вести расходно-приходную книгу. Занятие превышало умственные возможности новобрачной и свело бедняжку в раннюю могилу. Боюсь, что мне доставалось за грехи Марины, Валькиной супруги-растратчицы. Только я не знаю, мучил ли он жену заодно со мною, либо мне приходилось отдуваться за двоих.

Змей-Валечка мотивировал свое хамское поведение тем, что он готовит тотальную реорганизацию предприятия, в результате которой обязательства и имущественные права по фирме будут разделены особым образом. Так, что ни один из компаньонов не сможет пострадать в результате безответственности другого. Говорено было много непонятных слов, действовавших на меня абсолютно снотворно, в чём я усматривала единственную пользу от Валькиных посещений. После его визитов я спала долго, крепко и не видела снов в помине, только на дальнем горизонте сознания всплывали термины из банковского обихода, особенно мне импонировала ипотека. Хотя потом выяснилась, что бедняжка была ни сном ни духом в наших делах, а упоминал ее компаньон Валя всуе, мечтая таким образом заиметь конторское помещение с видом на приобретения оного. Только никто не хотел давать ему кредит, вот о чем шла речь, тем временем, как я клевала носом и старалась не кашлять.