— Так там точно церковь или мечеть? — спросил Вася.

— Церква, Фася, церква как есть взаправдашняя. Даже и с крестом на кумполе… деревянным. Митрий Алексеевич сам вырубил из дуба вместо украденного. Сюда эти… мордодеры приезжали. Тут у него бывает настоящая война.

Вернулся Митрий Алексеевич, достал чугунок, поставил его на вычерненную углем дощечку на столе, снял крышку. Картошка бронзово запеклась. Запахло вкусно. Сверху картошку посыпал поджаренным луком, вскрыл три банки шпрот, спросил, достаточно ли будет. Или еще надо?

— Да куда, куда, дядечка! — воскликнула Валя. — Обожремся! Морды лопнут! Рыло в раму не влезет даже с мылом.

— Это необходимо для работы компьютера, — заметил Митрий Алексеевич.

Валя вытаращила на него светло-карие глаза, захлопала ресницами, пытаясь вникнуть в суть сказанного.

— Шпроты? — переспросила она. — Маслице это?..

Вася смеялся уже.

— Да, залить масла в черный прямоугольник и пустить туда рыбок!.. Жаль, Билл Гейтс не слышит нашего разговора… Кстати, вспомнил, вот еще один к вашему Пирожкову, тоже отстегивает миллионы беднякам в Африке. Точнее — миллиарды долларов. Поганый пиндос, ничего не скажешь.

— Да, не все бизнесмены тупые тугие кошелки… Кстати, Айвз тоже был деловым человеком, — заметил Митрий Алексеевич.

— Да ну? — не поверил Вася.

— Работал поначалу клерком в страховой компании, а музыку сочинял по ночам. Потом дела его пошли в гору, и он сам возглавил страховую компанию. И так и не оставил свой бизнес. Будто наперекор герою своей «Конкорд сонаты»… говорившему… да вот буквально следующее… — И Митрий Алексеевич ловко извлек из небольшого плотного строя книг на полке темно-зеленый томик, полистал его, но вдруг хлопнул себя по лбу. — О нет, постойте, это же не здесь. Не в «Уолдене». Про бизнес у него в другом месте, так… так… В «Жизни без принципа», — точно. Ну, это только в инете можно найти. У нас кое-как издают Торо. То ли ленятся, то ли боятся. В общем, он говорит… он там примерно следующее… Что, дескать, нет ничего на свете бессмысленней бизнеса, что даже преступление не так противоречит поэзии, чем бизнес… как бизнес, да.

— Это кто, Айвз?

— Да нет, Генри Торо, которого бизнесмен Айвз сделал героем своей знаменитой сонаты.

— Ой, вот это картошечки, мм, корочка хрустящая, — замурлыкала Валя.

Но вскоре великолепный обед был испорчен самым неприятным образом. Первая неладное почуяла Валя: сморщила нос, повела им из стороны в сторону.

— Фу… чиво это…

Даже подозрительно взглянула на Васю.

Вскоре и Вася уловил неприятный запах.

— Ого, кажется, птички испортили воздух — все вместе или кто-то? — полюбопытствовал он у Митрия Алексеевича.

Митрий Алексеевич озирался и вдруг остановил взгляд на кролике, пригревшемся у изразцовой печки.

— По-моему, не стоило давать ему молока. Козье молоко слишком жирное, — проговорил он.

Вася посмотрел на Валю.

— Ну вот, Вальчонок, это все ты.

Валя не хотела вставать из-за стола.

— Фася, хватит тебе.

— Ну ты же козу доила? И всем хвалилась, даже Бернарду. Вот и получай.

— И чиво?

— Да как… убирать надо.

— Я доила…

— Хых-хы-хы… А убирай кто — Айвз? Билл Гейтс?

Валя насупилась, склонила упрямо голову.

— Фася…

— Что Вася? Ты же его потащила в лодку. Его собратья уже, одичалые и веселые, шныряют по рощам, как настоящие анархисты, хы-хы-хы, хы-хы-хы-хы-ы-ы…

Митрий Алексеевич улыбался. Валя старалась сохранять обиженный и серьезный вид, но уже и сама хихикала.

— А он, зараза, пригрелся у буржуазной печки, — продолжал сквозь смех Вася, — и не хочет следовать заветам вождей, хы-хы-хы… Дух спонтанности и разнообразия! Так говорил тебе Мюррей Букчин[3]. И твои собратья спонтанно рванули в поля. А ты? Ладно, Букчин и там Боб Черный[4]. Но как ты мог забыть сорок восемь заветов Шиповника?.. А я тебе их напомню, засранец. Сиди и слушай. Первое: разве придется от чего-то зависеть, если оседлал сущность природы? А ты даже не оседлал сущность козы! Второе: слепому не познать красоты орнамента, а глухому звуков колокола и барабана. Но бывают глухи и слепы разумом, как ты. Да, зачем пил молоко козы? Третье: Высочайший правил народом Поднебесной и однажды отправился к учителям на горе, да на юге от реки Фыншуй в глубоком уединении забыл про свою Поднебесную. Вот что такое самозабвенный анархизм, а ты не можешь забыть дармовое тепло. Четвертое: вас заботит, что большое дерево не приносит пользы? Так пересадите его в бесплодную местность, в широкую степь, чтобы около него блуждали в недеянии и спали под ним в скитаниях. И оно не погибнет раньше времени ни от топора, ни от секиры, ибо, не принося никому пользы, оно не приносит и вреда. А ты выбрал изразцовую печку и общество каннибалов и пожирателей всего, что движется. Тут любому придет мысль о кроличьей пользе, хых! Хых!

— Фасечка, что ты говоришь?!

— Пусть внимает мудрости тысячелетий, — безжалостно ответил Вася, пыхая синевой глаз. — На каком завете я остановился?.. Да. Теперь пятое: свирель земли — это все ее отверстия, как у свирели человека, а свирель вселенной — это тьма ладов, и каждый звучит сам по себе, и все вещи поют безо всякого насилия. Почему же ты, дурной кролик, не хочешь бегать в лесах и петь?

— Фасечка! Ты чиво? Чиво с тобой?.. Кролики не поют.

— Откуда мы знаем? — спросил Вася, взглядывая откуда-то свысока, наверное, с вершин тысячелетий, на Валю. — Когда умирают, тонко кричат. Это их песнь смерти. Значит, должна быть и другая, жизненная.

— Может, все-таки пока его почистить слегка? — предложил Митрий Алексеевич, откидываясь на спинку стула. — И убрать за ним?

— Фася…