Он усмехнулся:

– Ладно. Твоя правда. Ты ведь всегда знала, что, когда я умру, Уайтскар будет твоим, верно? Что он должен был перейти к твоему отцу, а потом стал бы твоим.

– Да. Знала.

– А тебе не приходило в голову, что за то время, пока тебя не было, я мог бы распорядиться по-другому?

– Конечно.

– А теперь, когда ты вернулась?

Я развернулась вполоборота к старику, опираясь на ворота, – совсем как раньше, когда разговаривала с Коном.

– Дедушка, милый, переходи к сути.

Старые глаза пронзительно уставились на меня, яркие, живые, почти угрожающие. Почему-то внезапно мне вспомнился Кон, хоть между ними на самом деле не было никакого внешнего сходства.

– Не премину. Итак. Тебя, должно быть, уже уведомили, что я не рассчитываю протянуть еще долго… Нет. – Это в ответ на мое протестующее движение: – Не утруждайся. Мы все знаем, что означает это мое гнусное состояние. Итак, восемь лет назад ты бесследно пропала и, насколько мы могли знать, давно умерла. И вот ты вернулась.

Он умолк и, казалось, ждал моего ответа.

– Ты обвиняешь меня, – ровным голосом спросила я, – что я вернулась получить то, что, по моим расчетам, может мне перейти?

Дедушка коротко скрипуче рассмеялся:

– Не глупи, девочка. Я ведь тебя знаю. Но ты была бы и впрямь очень глупа, если бы не думала об этом и не спрашивала себя, каково твое место теперь. Ты думала?

– Разумеется.

Он кивнул, словно довольный моими словами.

– Вот это прямой ответ. И я буду прям с тобой. Взгляни на это так. Ты восемь лет где-то шаталась, а Кон оставался здесь. Как по-твоему, справедливо ли, чтобы ты просто-напросто вернулась обратно, после всего, что Кон тем временем вложил в эту землю – и, к слову сказать, эта дура Лиза Дермотт тоже, – и просто забрала все у него из-под носа? Ты назовешь это честным? Чтоб меня повесили, если мне это кажется честным. – Внезапно он резко вскинул голову. – Чему ты смеешься?

– Ничему. Совсем ничему. Ты пытаешься сообщить мне, что оставил все Кону и Лизе?

Снова тот же хитрый взгляд, в котором можно было прочесть даже злобу.

– Этого я не говорил. И ты не позволяй им так думать. Я еще не умер. Но можешь ли ты придумать хоть одну причину, по которой мне не поступить именно так?

– Ни одной.

Дедушка уставился на меня из-под кустистых седых бровей. Вид у него был чуть ли не разочарованный. До меня наконец дошло, чем объяснялось это его мимолетное сходство с Коном, – выражением, ничем иным: выражением надменности, неприкрытого наслаждения мигом превосходства. Мэтью Уинслоу получал от ситуации почти столь же сильное удовольствие, как и Кон, и по сходным причинам. Ему нравилась власть, которую давало ему сложившееся положение дел.

– Какого дьявола, – раздраженно проворчал он, – хотелось бы мне знать, что тут смешного.

– Прости, – произнесла я. – Я просто подумала о Коне. Подорвался на собственной мине.

– Что? О чем ты говоришь, девочка?

– Это цитата, – беспомощно объяснила я. – Прости, дедушка. Я вполне серьезна, честное слово.

– Вот и постарайся оставаться серьезной. Toже мне цитата. Вижу, ты только зря время потратила за границей. Всякая современная чепуха, сразу ясно. Ну, так и что ты подумала о Коне?

– Да ничего. А ты не собираешься сообщить ему, что переписал завещание в его пользу?

– Ничего подобного я не говорил. И тебе запрещаю заводить с ним речь на эту тему. Чего я хочу, так это быть с тобой откровенным. Пожалуй, мне стоило отложить этот разговор до тех пор, пока ты не пробудешь в доме подольше, но просто последнее время я слишком много обо всем этом думал. Ты знаешь, что сюда приезжает Жюли?

– Да. Лиза мне говорила.

– Я написал ей и попросил приехать как можно скорее, а девочка ответила, что может вырваться прямо сейчас. Я хочу все уладить, когда она приедет. Исаак… ты помнишь Исаака?

– Я… не уверена.

– Адвокат. Отличный парень. Наверняка ты с ним встречалась.

– Ах да, конечно. Теперь вспоминаю.

– Он приезжает в пятницу, а потом еще раз на следующей неделе. Я назначил двадцать второе.

– Двадцать второе? Это же твой день рождения, да?

– Боже праведный, только вообразите, ты еще помнишь.

Он явно был польщен.

– Лиза говорила, она планирует устроить праздник, поскольку все мы тут будем и Жюли тоже.

– Да. Семейное сборище. Самое оно.

Я вскинула голову. Веселье куда-то пропало.

– Дедушка…

– Да?

– На этом самом семейном сборище, – медленно произнесла я, – ты собираешься сказать нам, кто на что может рассчитывать?

– Славное старомодное сборище стервятников над телом старика? Как ты думаешь, мне нравятся все эти разговорчики о том, что будет, когда я умру?

Я усмехнулась:

– Ты сам его завел, и кто, как не ты, учил меня быть реалисткой. Но послушай, дедушка… – Я отчаянно старалась, чтобы голос звучал не так настойчиво. – Если ты собираешься… сделать Кона своим наследником… может, ты ему скажешь? Ну пожалуйста.

– С какой это стати?

– Тогда… тогда мне будет гораздо легче.

– Тебе станет легче? Что ты имеешь в виду?

– Только то, что он… будет меньше ревновать ко мне. Ты же не можешь винить Кона за то, что и он тоже реалист? Ты должен знать, что он питает некие надежды.

– Если питает, – сухо отозвался дедушка, – то он оптимист. – Заметив выражение моего лица, он засмеялся. – Что мне делать со своим имуществом, я решу сам, Аннабель, и если мне нравится позволять людям самим себе морочить голову, это уж их беда. Я понятно выразился?

– Понятнее некуда.

– Вот и славно. Ты понимаешь, что я собираюсь хранить свои дела в секрете.

– Да. Что ж, ты имеешь на это полное право.

Наступила пауза. Казалось, дедушка подбирает слова, но когда он заговорил, то довольно прямо.

– Знаешь, я всегда хотел, чтобы ты вышла замуж за Коннора.

– Да, знаю. Мне очень жаль, дедушка.

– Мне всегда казалось, что это будет наилучшим решением.

– Для Уайтскара. Да, я знаю. Но не для меня. А на самом-то деле и не для Кона, дедушка. Честно-честно, ничего хорошего из этого не получилось бы. Никогда.

– Ни даже после… нет. Я же сказал, что больше не заговорю на эту тему, – и не заговорю.

– Ни даже после того, что было. – Я улыбнулась. – Знаешь ведь, для брака подходит не любая пара. Не думаю, что Кон сейчас придерживается того же мнения, что и восемь лет назад.