спермы вызывает во мне мощный оргазм, доводит до точки невозврата. Выкрикивая его имя, я царапаю камень ногтями и наслаждаюсь его медленными, мощными, заключительными толчками.

Кажется, что еще один крик и с этих стен песок посыпется…

Мои ноги дрожат, мышцы превращаются в желе. Коул держит меня, не покидает, продолжая инстинктивно и уже медленно двигаться — все еще твердый и упругий. Я умираю от острых ощущений. Вероятно, что сегодня я за час умерла и восстала из пепла… или мы оба.

С ума сойти. Такого еще никогда не было. Даже с ним. Он никогда не перестанет меня удивлять.

— Слишком охуенно, чтобы быть правдой, детка, — задыхаясь, подводит черту Коул.

— Согласна, — до сих пор дрожу в сильных руках, нежась в ласковых прикосновениях. — Как хорошо, что мы выжили, — смеюсь я. — Я скучала по твоему члену. По тебе, — он поворачивает мою голову, и наши взоры встречаются.

— У меня ничего и ни с кем не было. Я не должна оправдываться… но это правда, — снова повторяю я.

— Я тебе верю, — Коул обнимает меня крепче. — Ты единственная женщина, имеющая для меня значение, Пикси, — утыкается носом в висок. — Прости. Я никогда тебя больше не обижу. Этот инцидент со шкафом… это в первый и последний раз, начиная с этого момента.

— Я тебе верю, — возвращаю ему обещание вместе со сладким поцелуем в губы.

Какое-то время мы сидим и лежим на камне. Абсолютно голые, избавленные от ненужной одежды. Хочется бесконечно друг друга чувствовать, внимать, поедать, целовать, льнуть и ласкаться, словно животным. Мы снова затеряны, абсолютно одни, последние выжившие на этой планете. Так прекрасно. Этот момент стоил четырех лет ожидания…

Когда мы окончательно приходим в себя, и наши дыхания перестают быть рваными, я наконец задаю этот вопрос:

— Где мы, черт возьми? Кто мы? — из губ вырывается легкий смешок. — Мы все-таки умерли и попали в рай или ад? — поднимаю на мужа взор, закидывая на Коула ногу и прижимаясь обнаженной грудью к его груди. Накрываю его шрамы и татуировки, в надежде забрать всю его боль. Его светлые глаза холодного оттенка мгновенно теплеют.

— Ты же помнишь об озере «Амиран»? Когда-то, много-много лет назад, в пустыне существовало огромное озеро. Куда больше того, что охранялось Анмаром. Говорят, оно было настолько кристально чистым, что считалось восьмым чудом света. Ну а ближайшие запасы нефти лишь набивали его цену. «Амиран» стал его самой большой частью, сохранившейся до наших времен. Со временем оно высохло, на него налетел слой песка. Несколько подобных бурь прошлись по этому озеру. Из-за этого его даже долгие годы считали аномальной зоной. В некоторых местах, через время, образовались подобные пещеры. Все это, — Коул кидает взгляд на чистейшую воду, — части того самого озера. А еще говорили, что таких гротов по близости «Амирана» семь, и в одном из них спрятаны настоящие сокровища первого предка Мактумов.

— Звучит, как настоящая восточная сказка. Кажется, я читала это в «Легендах Анмара»! — восклицаю я, вспоминая загадочные истории из детства.

— Учитывая, что мы тут творим, это совсем не сказка, Пикси. Поверь, не мы первые, судя по некоторым наскальным рисункам. Но и это еще не все чудеса пещер, — в ответ я удивленно вскидываю брови. — Замолчи, — приказывает мне Коул.

— Что?

— Тсс! — он затыкает мне рот ладонью.

В полной тишине я отслеживаю его взгляд и смотрю прямо в темный каменистый потолок. Кажется, он вот-вот обвалится прямо на нас. Через минуту… на нем вдруг загораются настоящие маленькие звезды цвета индиго. Дух захватывает от этой невероятной красоты.

— Так красиво, — едва слышно шепчу я. — Светлячки? — завороженно озвучиваю свою догадку.

— Умница, — хвалит Коул, хлопнув в ладоши. Звезды гаснут по велению его рук. И мы снова молчим, чтобы еще раз посмотреть на то, как по очереди загораются маленькие огоньки, дарующие этому сакральному месту настоящее звездное небо.

— Только луны не хватает. И правда, сказка…

— Зато здесь есть настоящая фея. И одно чудовище. Тебе этого мало? — угорает Коул.

— Ты не чудовище, — прильнув к его губам, исправляю я. — А даже если это так, то я люблю это симпатичное чудовище. Чертовски сексуальное чудовище. До луны и обратно, люблю, — признаюсь я, больше не желая постоянно молчать о своих чувствах.

— Я люблю тебя еще сильнее, Пикси, — его слова звучат низко и проникновенно, исцеляя шрамы на моем сердце. Мы тремся носами друг о друга, и я мечтаю растянуть этот момент на целую вечность или сохранить в свой памяти отдельным и важным файлом.

Я вдруг вспоминаю о нашем ребенке и глухо всхлипываю.

— Ты чего? Перенервничала, маленькая? — Коул быстро вытирает мои немые слезы.

— Я просто… я больше не хочу ничего и никого терять. Никогда. Тебя терять. Я хочу спасти нас, Коул. Наше «завтра», мне мало «сегодня». Мы должны что-то решить, что-то придумать.

— Это сложно, но мы обязательно этим займемся. Давай жить моментом. Хотя бы в этой пещере. Или тебе не понравилось? — интересуется Мердер, пока его ладонь вновь начинает распалять все мое тело, развратно и собственнически блуждая по нему.

— Я не хочу больше жить моментом, Коул. Иногда есть вещи, за которые приходится нести огромную ответственность. Но не получается, — закусываю губу, ощущая, как слова застревают в горле.

— Ты о чем? — напрягается Коул, заметив мое выражение лица.

— О нашем ребенке, — я вдруг сажусь на камне, не выдерживая его взгляда. — Нерожденном ребенке, Коул.

Наверное, на целую минуту мы вновь погружаемся в густую, плотную тишину.

— Я…

— Да, ты не знал. Я сама узнала об этом уже на приеме у врача. У меня пошли месячные. Они были не такими, как обычно. Болезненные, меня выворачивало наизнанку. Оказалось, что от стресса беременность сама прервалась на сроке в… шесть недель. Из-за стресса. Я потом прочитала, что у него уже билось сердце…

Я снова всхлипываю, и Коул порывисто прижимает меня к себе. Покачивает, словно маленькую. Чувствую, что он в шоке, ему даже сказать нечего, будто язык проглотил. Да и что тут скажешь. Четыре года прошло. Срок маленький был, такое случается. Алиса столкнулась с тем же, только малыш куда больше был.

— Мне очень жаль, маленькая, — впервые я слышу столько сожаления в голосе Коула.

— Давай все исправим, Коул. Больше такого я не выдержу, — качаю головой. Не отпускай меня.

— Мы прорвемся, — целуя в лоб, муж крепче обнимает меня, касаясь подаренного им кулона, мирно украшающего углубление между моими ключицами.

* * *

Но «прорываться» мы не спешим, судя по тому, что засыпаем прямо на неудобном камне. После пробуждения переплываем на