Клэр не понимала, как попадала дрожащими пальцами по нужным клавишам, не понимала, как находила их, потому что туманилось перед глазами. И всё же она сыграла, ощущая невыносимую боль в груди от того, как близко стоял Эрик за очень долгое время. Который парализованный стоял у рояля и слушал ее игру до тех пор, пока она не затихла.

Когда тишина вновь окутала их, Клэр подняла к нему бледное лицо и заглянула ему в глаза. Глаза, в которых увидела отражение собственной боли. Собственного отчаяния. И внезапно поняла, что не может больше сдержаться…

Эрик какое-то время не мог пошевелиться, придавленный такой давней мукой, что с трудом мог дышать. Ее мелодия… Музыка, которая никогда не пугала его, которая обладала удивительной силой исцелять раны. Она и исцеляла, но вместе с тем открыла так много новых ран, что это было невыносимо. Потому что даже после всего произошедшего Клэр захотела сыграть для него, подарила то, что переворачивало душу.

Подойдя к ней еще ближе, он взял ее руку в свою и поднял жену со стула, а потом развернул и медленно притянул к своей груди, туда, где билось и переворачивалось его сердце.

— Тебе понравилось? — послышался неуверенный дрожащий голос Клэр.

Обхватив ее талию правой рукой, Эрик притянул ее к себе так близко, пока не почувствовал ее всю возле себя. Пока не ощутил ее тепло, ее незабываемый аромат. Пока не понял, что она дрожит. Почти так же как он. Он больше не мог сдержать себя, Господи, он действительно не мог больше делать вид, будто сможет отпустить ее, потому что будь всё проклято, но сейчас он не смог бы отпустить её, даже если бы ему пришлось отдать за это свою жизнь.

Подняв свободную руку, Эрик осторожно отвел от невероятно красивого лица прядь шелковистых волос, до дрожи хорошо помня их запах, их тяжесть и мягкость.

— Ты играешь божественно, любовь моя, но твоя игра покорила меня еще в тот первый день, когда я даже не знал тебя, — признался он, понимая, что сейчас ошеломить ее, но не мог больше скрывать от нее правду.

Он прижимал ее к себе почти до предела, так, что она почувствовала всё его большое, напряженное, твёрдое тело. Боже, он так давно не обнимал ее! Положив руки на его грудь, Клэр едва могла дышать, потому что вновь ощутила биение его сердца.

— В первый день? Но тогда… тогда я ведь плохо играла и… не закончила игру.

Эрик покачал головой и внезапно коснулся своими теплыми пальцами ее подрагивающих губ. Клэр перестала дышать вообще.

— Я говорю не о том дне.

Она задыхалась и никак не могла вспомнить, как следует дышать, глядя в глаза Эрика, который склонил голову так, что его лицо оказалось невероятно близко. Так, что она даже почувствовала тепло его дыхания. Он приблизился к ней так, будто собирался поцеловать ее.

— Но в доме твоего отца… — пролепетала Клэр, не понимая, о чем он говорит.

Осторожно проведя пальцем по нежным чертам ее лица, Эрик еще ниже склонил к ней голову, чувствуя болезненные удары своего сердца.

«Если Клэр стоила того, чтобы жениться на ней, разве не стоит ради нее пройти еще один круг ада, только теперь в последний раз?»

Сердца, которое умирало от любви к ней. Он даже не представлял, что способен любить, любить так, пока не встретил Клэр.

— Я говорю не о том дне.

Его близость потрясала, но Клэр каким-то чудом не потеряла нить разговора.

— Что? Эрик, о чем ты говоришь?

Было такое ощущение, будто он знает то, чего не знает она. То, что могло навсегда перевернуть ее мир, который уже никогда не будет прежним.

— Я говорю о том дне, когда был музыкальный вечер в доме моей тети Девоны.

— Но тебя ведь там не было! — нахмурилась Клэр, совсем сбитая с толку.

Глядя в ее удивленные глаза, Эрик обнаружил, что вновь задыхается. От бесконечной, удушающей, почти оглушительной любви к ней. Он не знал точно, когда полюбил ее, но сейчас это уже было неважно, потому что он знал совершенно точно, что никогда не перестанет любить ее. Даже когда она уйдет.

«Я люблю твои брови, — палец сместился на ее носик. — Люблю твои волосы, твое дыхание. — Осторожно он коснулся ее верхней губы. — Люблю твою улыбку. Люблю твой голос. — Палец скользнул к подбородку, а потом прошелся по шее и коснулся одинокой жилки, которая пульсировала под бархатистой кожей. — Я люблю твою душу, и преклоняюсь перед твоим сердцем, которое было настолько великодушным, что позволило тебе остаться рядом со мной. Я никогда не забуду этого. Никогда не позволю, чтобы твое сердечко еще раз разбивали…»

— Я был там, был у тёти Девоны.

Его слова утонули в тишине гостиной. Клэр с прежним потрясением смотрела на него, невероятно остро чувствую прижатую к себе твердую грудь.

— Но ты ведь не любишь музыку. Ты не мог прийти туда.

Подняв руку от ее шеи, Эрик прижал ладонь к ее лицу, погладив большим пальцем ее щеку.

— Я действительно не любил музыку и собирался уходить. Меня не было в доме, я был в саду, но когда послышалась соната, мелодия, которую ты играла сейчас… — Он покачал головой, будто бы не веря, что это действительно произошло с ним на самом деле. — Я не смог уйти. Я стоял там под деревом как громом пораженный и слушал то, что никогда прежде не слышал. Я ненавидел музыку, но твоя игра так сильно захватила меня, что я пошел к дому. Я должен был увидеть того, кто играл на рояле так, что у меня сжималась душа.

Она выглядела сейчас почти такой же потрясенной, каким был в тот день сам Эрик, когда услышал льющуюся из гостиной мелодию.

— Боже! — выдохнула она изумленно. — Боже правый!

Она даже не думала, что когда-нибудь узнает правду о том, почему он не любит музыку, но теперь… теперь, когда знала о том, что с ним произошло. Оглушительная боль пронзила ей сердце, когда Клэр поняла, что в плену произошло что-то, вызвавшее в нем отвращение к музыке. Как и к прикосновениям людей. И всё же ее музыка, ее прикосновения были способны сделать с ним то, что не мог сделать никто.

— Что такое? — вдруг встревожился Эрик, наблюдая, как меняется выражение ее лица.

Боже праведный!

— Ты… ты действительно был там?

«И моя музыка действительно заставила сжиматься твоё сердце?»

— Да. Почему это так сильно потрясло тебя?

— Я… — Клэр не смогла договорить, потрясенная до глубины души. С трудом сдерживая слезы, которые душили ее. Вместо этого, к полному его изумлению, подняла руки от его груди и взяла его лицо в свои ладони. Она смотрела ему прямо в глаза, когда сделала свое собственное ошеломляющее признание. — В тот день, когда дядя Джордж попросил меня сыграть для него… Я не могла отделаться от чувства, будто кто-то наблюдает за мной. Боже мой, так это был ты!

Эрик не мог дышать, а Клэр… Она погладила его по голове, а потом сделала то, что чуть было не разбило ему сердце. Опустив правую руку, она коснулась его носа и погладила его так, будто собиралась исцелить его.