Но он не просил. Неделя, последовавшая за волшебным днем любви, тянулась мучительно медленно и стала настоящей пыткой для Алисон. Она как могла боролась со своими чувствами к Джафару. Остатки самоуважения не позволяли ей первой признаться в своей любви. Какой жалкой она будет выглядеть, если начнет молить его позволить ей остаться, а Джафар откажет. Или еще хуже, устанет от нее и обратит внимание на другую женщину. Она не вынесет ни жалости, ни безразличия.

Поэтому Алисон молчала. Молчал и Джафар. Ей хотелось снова оседлать коня и мчаться по бескрайним просторам, забыв о боли и тревогах. Но погода внезапно испортилась: день и ночь шли холодные ноябрьские дожди. Кроме того, Джафар запрещал ей ездить без охраны. Ходили слухи, что в холмах появился лев, таскавший скот, и Джафар не желал подвергать Алисон опасности. Она пыталась спорить, но вождь не уступал, хорошо помня, как она едва не умерла от укуса скорпиона. Больше он не намеревался рисковать.

По всем подсчетам ноябрь уже близился к концу, когда девушке напомнили, что на карту поставлено не только ее будущее, но и судьба Джафара. Алисон поднялась на крышу, чтобы побыть в одиночестве, но, увидев большую толпу, собравшуюся на деревенской площади, почуяла что-то неладное. Она спустилась вниз и позвала Махмуда.

Мальчик был единственным мужчиной, оставшимся в доме. Сегодня совет племени собрался, чтобы решить: совершил ли Джафар преступление против своего народа и достоин ли оставаться вождем племени или нет. Махмуд был слишком молод, чтобы участвовать.

Услышав новость, Алисон побелела, но тут же решительно расправила плечи.

— Я собираюсь пойти туда, Махмуд. Ты проводишь меня?

Последние слова она договаривала на ходу, уже направляясь к двери.

— Ты? Но ты женщина, lallah!

— И какое это имеет значение? — нетерпеливо бросила она, шагая так быстро, что Махмуду приходилось почти бежать.

— Женщинам запрещено появляться на совете без приглашения.

Пожалев хромого ребенка, Алисон замедлила шаг.

— Я хочу выступить в защиту твоего господина, даже если никто меня не приглашал. А ты должен перевести мою речь. Ну, пойдешь со мной или нет?

Мальчик нерешительно нахмурился, не зная, что лучше — ослушаться повелителя или встать на его защиту.

— О, госпожа, я не смею, — пробормотал он наконец.

— Тогда я пойду одна.

Это решило дело. Махмуд последовал за девушкой. Воины, охранявшие дом Джафара, беспрепятственно позволили им пройти, но, приблизившись к толпе, Алисон замедлила шаг и надвинула капюшон бурнуса на лицо. Сначала ее никто не заметил. Как объяснил Махмуд, почти все мужчины из племени Джафара собрались здесь вместе с вождями соседних племен. Все стояли к ней спиной, слушая ораторов, выходивших по одному в центр площади. Джафара не было видно, но Алисон временами слышала его голос, а с помощью Махмуда смогла понять смысл разговора.

Насколько удалось узнать, главный обвинитель, родственник Зохры, вождь соседнего племени, пытался обличить Джафара в том, что он отступился от священной клятвы.

— Ты не сумел отомстить за смерть своего отца, благородного воина! — пронзительно вопил двоюродный брат Зохры.

Джафар защищался, уверяя, что хотя пощадил смертельного врага, однако отомстил за гибель родителей, пролив в битве кровь захватчиков.

Собравшиеся внезапно зашептались, начали оглядываться, и Алисон поняла, что ее присутствие обнаружено. Десятки глаз уставились на нее.

Потом все смолкло, и толпа медленно расступилась, давая ей пройти к тому месту, где восседали старейшины и самые уважаемые люди племени. По суровым лицам берберов было понятно, что они крайне недовольны появлением Алисон. Некоторые, вроде родственника Зохры, были просто взбешены. Алисон посмотрела на Джафара, но так и не поняла, о чем он думает. При виде девушки глаза его на мгновение сузились, но он ничем не выказал удивления. Вероятно, ожидал от нее столь непредсказуемого поступка.

Он стоял, гордо выпрямившись, и выглядел настоящим восточным принцем в алых одеяниях, воином, полностью владеющим ситуацией. Взгляд холодных глаз притягивал, словно магнитом, и Алисон бессознательно шагнула вперед. Махмуд, дрожа от страха, не отставал.

— Я хотела бы попросить разрешения обратиться к совету, — сказала она наконец Джафару, радуясь, что голос остается ровным и спокойным.

— С какой целью, мадемуазель? — бесстрастно спросил он, не пытаясь ободрить ее.

Алисон прикусила губу. Вероятно, она снова ведет себя глупо, вмешиваясь в дела, которые ее не касаются, но не может равнодушно смотреть, как дорого платит Джафар за собственное великодушие.

— Я… хочу сказать несколько слов в твою защиту. По каким бы причинам ты ни пощадил Эрве, — с точки зрения политики это мудрый шаг. Эрве — один из тех немногих государственных чиновников, которые сочувствуют вашему делу и может оказать большую помощь. По-моему, старейшины должны знать об этом, прежде чем вынесут приговор.

На кратчайшее мгновение лицо Джафара смягчилось, но больше он ничем не выказал своих чувств.

— Тебе ни к чему быть здесь, Эхереш.

Алисон попыталась протестовать, но Джафар, повысив голос, вновь обратился к толпе.

— Эрве де Бурмон — хороший человек, — отчетливо и громко объявил он на языке берберов.

Сначала Алисон показалось, что она не так поняла, но Махмуд повторил те же слова по-французски. Глаза девушки недоумевающе распахнулись. Неужели Джафар защищает ненавистного соперника?

— Этот француз не похож на других, — продолжал Джафар. — И делает все возможное, чтобы помочь нашему народу, а не поработить и истребить его. Англичанка клялась в его невиновности, и я ей верю. Тот, другой Бурмон, — не его отец. И не стоит лишать его жизни за чужие грехи.

Потрясенная Алисон слушала с удивлением. Сердце ее трепетало от радости. Джафар сказал, что Эрве не станет заложником преступлений отца. Значит, он многое понял! Алисон понимала, как трудно Джафару было признать нечто подобное. Он продолжал говорить. Алисон прислушалась, пытаясь понять каждое слово.

— Мы сумели получить большую выгоду, захватив Бурмона в плен. Теперь его жизнь спасет жизни двадцати воинов султана. Они снова смогут сражаться против ненавистного врага.

Махмуд наспех переводил Алисон берберские фразы. Но тут речь зашла о самой девушке.

— Неверная англичанка околдовала, сглазила сиди[5]Джафара! — вскричал родственник Зохры. Но сам Джафар с презрением отказался вообще обсуждать присутствие Алисон в его доме.

— Она всего лишь женщина, — бросил он обвинителю зловеще-пренебрежительным тоном, — и ты оскорбляешь меня, намекая, что какая-то женщина, пусть даже и чужачка, может покорить такого человека, как я, заставить выполнять ее желания. Кроме того, она моя пленница, и я могу делать с ней все, что хочу. Даже если ты предпочтешь выступить против меня, все равно не в твоих силах решать, какую женщину мне выбрать и каких гостей принимать в своем доме. Вам стоит лишь пожелать, и я отдам власть другому, но останусь господином самому себе.