Ему не дано было знать, что как только Арнольд увидел Таню, он тут же решил ее отбить у своего однокашника любой ценой, готов был пустить в ход самые недостойные приемы, чтобы добиться взаимности девушки. Он сумел склонить на свою сторону будущую тещу, с ее помощью перехватывал все письма Николая, организовал отправку телеграммы о том, что она выходит замуж. Потом Арнольд устроил получение Таней телеграммы, якобы от Николая: «Я ВСТРЕТИЛ ДРУГУЮ ТЧК ПРОСТИ ЗПТ НО СЕРДЦУ НЕ ПРИКАЖЕШЬ ТЧК НИКОЛАЙ».

Таня долго не желала поддаваться на уговоры матери и держала Арнольда на расстоянии. Однако после этой телеграммы их отношения заметно изменились. А потом Арнольд сделал Тане предложение. Она подумала и дала согласие. После этого Кучачаев уговорил ее переехать в Новосибирск, чтобы там, как он выразился, начать все с чистого листа. У них двое детей, дочь и сын, оба уже взрослые.

О Николае в семье Кучачаевых по взаимному молчаливому согласию никогда не вспоминали, но Арнольд всегда чувствовал, что Таня все еще не может забыть его. Самого Арнольда она так и не полюбила, всего лишь терпела его. Он это тоже чувствовал.

Спустя многие годы Кучачаев наконец-то понял, что смертельно устал играть роль, взятую на себя. Ему вдруг захотелось освободиться от чувства вины, которое навещало его все чаще и чаще.

Он стоял на подножке вагона и говорил Береженникову, оглушенному услышанным:

— Коля, я подлец, которому нет прощения. Можешь набить мне морду. Если скажешь, чтобы я бросился под этот поезд, то я это сделаю.

Но Николай, у которого в тот момент вдруг застучало в висках, а под ногами закачался перрон, ничего ему не ответил. Он испытывал такое же ощущение боли, как если бы кто-то чужой бесцеремонно сорвал присохший бинт с подживающей раны. Он молча ушел, не желал видеть того человека, который называл себя его другом, а поступил как злейший враг.

С той самой поры у Береженникова появилось стойкое ощущение того, что он прожил чью-то чужую жизнь, своя у него вообще не состоялась.

— Знаете, я несколько раз намеревался найти Танин телефон и позвонить ей, но что-то меня всегда останавливало. Какая-то боязнь, какой-то внутренний психологический барьер. Но я снова и снова думал о ней, — сказал профессор и потряс головой так, словно пытался освободиться от какого-то наваждения. — Тамара, как я заметил, это сразу же почувствовала. У нас с ней и прежде были не самые лучшие отношения. К этой поре они и вовсе дошли до точки замерзания.

— Наверное, не последнюю роль в этом сыграли ваши взаимоотношения с сыном? — не отрывая взгляда от дороги, поинтересовался Гуров.

— Да, Лев Иванович, вы совершенно правы. Наш Женька сошелся с женщиной, которая была старше его на десять лет. Тамара на это отреагировала преувеличенно жестко. Да, вначале и я тоже был не в восторге от всей той истории, которая с ним произошла. Но в позапрошлом году я тайком от Тамары съездил в Питер, встретился с сыном, с его избранницей, увидел внука и понял, что в этом нет совершенно ничего ужасного. Они с Лидой по-настоящему, совершенно искренне любят друг друга, сейчас ждут второго ребенка. Какой смысл исходить желчью? Нина, моя дочь, тоже ездила к Женьке. Они с Лидой сейчас, можно сказать, лучшие подруги. Так теперь Тамара из-за этого при встречах и Нину пилит без конца.

Рассказывая о своих злоключениях, Береженников отметил, что последние несколько лет его кто-то словно сглазил. К нему приехал Арнольд со своим покаянием и разбередил былые душевные раны. В семье начался окончательный раскол из-за Женьки. А тут еще и неведомо откуда, с чьей подачи, начался массированный наезд на него разоблачителей и изобличителей всякого рода.

— Вот и не верь в то, что есть годы счастливые, а есть неудачные, — сказал профессор и невесело усмехнулся. — Друзья мои, я хотел бы спросить вас вот о чем. Каковы наши дальнейшие планы?

Лев Иванович обогнул колдобину, полную дождевой воды, снова вырулил на сухой проселок, прибавил ходу и ответил:

— Планы таковы. С учетом того, что на вас и в самом деле началась самая настоящая охота, вам прежде всего нужно где-то разместиться на ближайшую неделю. В принципе варианты есть.

— Да у меня, в моей двушке можете жить сколько угодно! — заявил Стас, беспечно махнув рукой. — Мне вы не помешаете. А если я сам буду вас стеснять, то могу это время перекантоваться у какой-то из своих дам.

— Да и у меня дома можно пожить! — сразу же проговорил Угадалов. — У меня трешка, площадь такая, что хоть в футбол играй. Моя Екатерина Васильевна возражать не станет. Давай, Коля, ко мне! Будем с тобой в шахматишки рубиться.

— Нет, уважаемые, эти варианты не подходят, — заявил Лев Иванович и несогласно качнул головой. — И вот почему. Все мы теперь в зоне особого внимания охотников, которые, как видите, нашли-таки Николая Романовича и в Грушовке. Хотя, казалось бы, как они могли его вычислить? То-то же! Николай Романович, когда вы решили исчезнуть, кто-то мог видеть вас вместе с Григорием Угадаловым?

Профессор потер лоб кончиками пальцев, пожал плечами.

— По-моему, нет, — не совсем уверенно сказал он. — Дело вот как было. Я пошел прогуляться по Артамошину скверу. У меня было жуткое, мерзкое настроение. Часа за два до этого, когда я еще был на работе, мне позвонил какой-то тип. Он не представился, предложил мне продать ему мои научные разработки, сулил огромные деньги за них и за один очень ценный артефакт, который у меня хранится еще со времен моей поездки на Памир. О нем знать не мог никто. Но этот тип как-то все же проведал.

По словам Береженникова, речь шла о сумме примерно в миллиард долларов плюс паспорт гражданина США или Великобритании, на выбор, и своя лаборатория. Но профессор ему ответил, что совестью, Родиной и достоянием своей страны не торгует. Тогда этот субъект перешел к угрозам, намекнул на то, что на господина Береженникова в любой момент может произойти нападение, например какого-нибудь ополоумевшего наркомана, с самыми печальными последствиями. Услышав это, профессор, которого уже просто начало колотить от такой наглости, послал его куда подальше и отключил связь.

И вот, идя по скверу, Береженников неожиданно заметил какого-то типа, крадущегося параллельно ему через кустарники. Решение пришло мгновенно. Профессор увидел знакомого из числа активистов, противостоявших «Маджек Билдеру», который выгуливал собаку, поравнялся с ним и вполголоса попросил его задержать этого субъекта, пока он будет убегать. Тот оказался парнем достаточно сообразительным. Едва Береженников бросился бежать в сторону автопарковки, он отпустил пса и в момент остановил преследователя.

Профессор прибежал на пустырь, увидел там сына своего школьного приятеля и попросил его о помощи. Мол, срочно увези меня куда-нибудь подальше отсюда. Григорий так и сделал. В дороге они созвонились с его отцом Алексеем Угадаловым, и тот порекомендовал Николаю Романовичу временно залечь, например, у его родственника Максима Хрустилина в Грушовке.

— Кроме Гриши, в этот момент на парковке никого не было, поэтому видеть, с кем и куда я уехал, вряд ли кто-то мог, — сказал Береженников и напряженно вздохнул. — Лев Иванович, вы спросили, почему я не стал обращаться в уголовный розыск. Знаете, решение куда-то исчезнуть пришло ко мне совершенно спонтанно, как-то импульсивно, одномоментно. Мне вдруг захотелось хоть какого-то покоя. В научной среде — критиканство и злопыхательство со стороны пусть и не всех, но довольно многих коллег. Дома — лед. В душе горечь, полный раздрай, разочарование во всем, в себе, в людях, в самой жизни…