Темнота – друг молодежи. Можно и улизнуть. Вряд ли кто будет ее настойчиво искать и силой водворять на место. В конце концов, это ее личное дело – лечиться или не лечиться и где именно проходить «реабилитацию».

Снова собачий вой. Да сколько же псов в этой Вологде?!

Кстати, еще один сквозной мотив барковской оды. Собаки. Псы Гекаты, по пятам преследующие поэта. Прекрасный образ, хоть и мрачноват, пожалуй. Больше для поэзии романтизма годится, чем для радостной, в целом победной лирики XVIII столетия…

– Пора делать укол, милая, – влетела в палату медсестра со шприцом наперевес.

Варя поморщилась. Как известный персонаж старого советского мультфильма, бегемот, она тоже ужасно боялась прививок. Может, потому, что, в принципе, росла довольно здоровым ребенком и не часто сталкивалась с людьми в белых халатах.

– А больно не будет? – жалобно проканючила, переворачиваясь на живот.

– Не будет, не будет, – заверила ее сестричка, слово в слово произнеся фразу из того же мультика, которой все наперебой успокаивали трусишку-гиппопотама. – Раз – и все!

Точно. Не успела журналистка как следует подготовиться, чтобы ойкнуть, а уже в руку ей легла смоченная спиртом ватка.

– Прижмите получше, чтоб синяка не осталось.

– Как, уже все кончилось?

– Все еще только начинается, – улыбнулась та.

Ее улыбка показалась Озерской сродни собачьему оскалу. Какая-то хищная и недобрая. Еще облизнуться только не хватало для пущего эффекта.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Варя, чувствуя, как наливаются тяжестью ее веки.

Ого! Как же она устала-то! А еще драпать собралась. Куда бежать на ночь глядя? Вот отдохнет маленько, а с утреца да на свежую голову…

– Пойдемте со мной, – тронула ее за локоть медсестра.

Варвара уставилась на нее осоловелыми глазами. Ой, ну вылитая собака-колли. Хи-хи-хи.

– А к-куда-а?

– Вам прописаны общеукрепляющие процедуры…

– Ка-а-ки-ие еще-о процеду-уры? Спать хочу-у…

– Ну, не упрямьтесь, милочка, – бесцеремонно поставила ее на ноги немилосердная сестра. – А то мне придется вызвать на помощь санитара. Это прямо по коридору.

Однако коридор кончился, а они так и не дошли до процедурной. Оказалось, что та находится в другом корпусе.

Вышли на улицу. Здесь к ним и в самом деле подошел санитар. Хромой и небритый. Похожий на шакала Табаки.

Он и медсестра взяли Варю под руки и подвели к стареньким «жигулям».

«Что ж это у них другой корпус так далеко от главного расположен, что к нему ехать нужно?» – еще успела подумать девушка, проваливаясь в глубокий сон…

– Вы уж извините, товарищ майор, прошляпили, – плавно растягивая слова, виновато разводил руками следователь – кругленький, рыжий и веснушчатый старший лейтенант. – Не доглядели…

Вадим заскрежетал зубами в бессильной злобе. Не доглядели!

Попробовал бы этот желторотик такую отговорку генералу Серебровскому впарить. Мигом вылетел бы из органов ко всем чертям. Ну, в лучшем случае отделался строгачом с предупреждением о неполном служебном соответствии. Преступная халатность при защите свидетеля. Что ему стоило на пару дней выставить пост у палаты? Понятное дело, что нет свободных людей. И все же…

– Ой, да что ей сделается-то? – моргнул синими глазищами провинциальный Шерлок Холмс. – Сбежала она из больницы, и всех делов. Погуляет малость да и вернется. Рана ее – пустяк. Какая-то царапина.

– Я вот тебя сейчас сам так поцарапаю, мало не покажется, – ласково пообещал Савельев, после чего у лейтенанта «генеральская» фуражка-аэродром набок съехала.

(Взял же моду форсить молодняк, хоть в чем-то не желая уступать старшим по званию!)

– В гостинице проверяли?

– А как же, – надул губы молокосос. – Первым делом.

– И что?

– Не появлялась она там.

– Значит, говоришь, погулять решила? – хмыкнул майор.

– Ага. Места у нас славные, богатые достопримечательностями. Вот и подстрелили ее в аккурат у одного из памятников старины. В Ферапонтов монастырь на экскурсию ездила.

– И что ее там только заинтересовало? – пробормотал себе под нос Вадим.

– Так Никонова ж часовня! Гражданка Озерская сама и показала – ткнул пальцем-сосиской, усыпанном веснушками, в исписанный лист бумаги.

Столичный гость заинтересовался и протянул руку за протоколом допроса потерпевшей.

Старлей сначала инстинктивно дернул бумаги на себя (документ, как известно, – дело святое, особенно же в следственных органах), но затем, опомнившись, таки отдал их старшему по званию. Но по-собачьи настороженно следил за ценными листочками глазами. Как будто суровый майор был не коллегой, а каким-нибудь фокусником вроде какого-нибудь Гудини или Дэвида Коперфильда, готовым превратить протокол в кролика или разноцветный платочек.

Савельев углубился в изучение показаний, данных гражданкой Озерской по факту нападения на нее неизвестного. Ничего конкретного выудить не удалось. Разве что описание водителя – точное и полное, как в романе. Чувствовался филолог. Ишь, какой слог: «серые, бегающие глаза, подернутые мутноватой дымкой».