Вскоре вражья крепость была сметена с лица Земли. А представители еще недавно враждующих ратей, обнявшись, унеслись шумной стайкой прочь. Обсыхать да отпаиваться горяченьким.

«Вот так бы все войны на Земле заканчивались», – подумал Иван. – «Хотя, впрочем, лучше бы их и не было вовсе».

Но какая-то мысль, связанная с игрой ребятишек, саднила в голове, никак не желая окончательно оформиться. Крепость. Стены. Ядра. И отчего-то Прохорово: «Качели построй»…

Господин барон находился в явной и глубокой прострации. Сидел за столом туча-тучей, глядя пред собой ничего не видящими оловянными глазами и механически покручивая длинный ус. Пудреный парик съехал набок, в мундире также просматривалась небрежность – пуговицы, обычно с немецкой аккуратностью и педантичностью застегнутые, нынче тоскливо поглядывали на пустующие петлички.

На приветствие, повторенное Иваном несколько раз кряду, офицер ответил не сразу. Сначала вперил в посетителя глаза, явно не узнавая его. Потом взор немца постепенно начал проясняться, и вот уже с уст слетело привычное:

– Scheiвe! Дерьмо!

У поэта брови полезли вверх. Само собой, он понял, что ругательства относятся не к нему. И все же получить такое вместо приветствия – явный моветон.

– Что-то случилось, сударь? – поинтересовался он участливо.

– Случилось? – в ярости грохнул кулаком по столу барон, так что чуть столешница не проломилась. – Да уж!

Он вскочил на ноги и нервно зашагал по приемной туда-сюда. Побегав этак-то с пару минут, остановился прямо перед Барковым и поводил указательным пальцем у его носа.

– Ни-ни! Никому ни слова! Моя бедная репутация! О, майн гот!

Было видно, что его буквально переполняет волнение.

– Да объяснитесь наконец, барон! – взмолился господин копиист, и себе растревожившийся не на шутку.

Пристав с сомнением смерил собеседника взглядом с головы до ног, затем с ног до головы и хмыкнул. Подскочил к двери, рывком распахнул ее, выглянул наружу. Убедившись, что в коридоре нет посторонних, плотно прикрыл дверь. Повернулся к Ване и приложил палец к губам, призывая блюсти тайну.

У поэта начало закрадываться впечатление, что его новый приятель не в себе. Уже начал жалеть, что притащился сюда со своим делом.

Между тем немец на цыпочках подошел к чему-то лежавшему у стены и покрытому рядном. Рывком сдернул накидку.

Взорам Ивана предстала туша не то молодого оленя, не то косули. В общем, какой-то рогатой живности. (Вернее, живностью она являлось когда-то, а теперь была мертвым-мертвехонька.) Четыре ноги, два уха, куцый хвост.

– Ну и?.. – все еще не понимал поэт.

– Гляньте-ка сюда! – немец указал на голову животного.

Ну, рога. Эка невидаль. Небольшие, потому как и особь была молодой. Один, два, три…Три?!!

– Их… три?..

– А я о чем? – закрутил ус барон. – Но вы присмотритесь к среднему получше…

Поэт склонился над тушей. Ого! Даже руками пощупал для верности.

– Это… н-не… рог… – то ли спросил, то ли подтвердил он.

Немец кивнул.

– Похоже на отросток какого-то дерева.

– Но откуда?

– А я почем знаю? – сердито фыркнул пристав. – Есть у меня соображения, но такого свойства, что вы, чего доброго, станете смеяться…

– Ну что вы! Как можно?!

– Я полагаю, что некто, охотясь, зарядил свое ружье какой-либо косточкой. Допустим, вишневой. И, встретив сего оленя, выстрелил в него подобным зарядом. Убить не убил, а лишь ранил. И через какое-то время косточка проросла…

Господин копиист помимо воли заулыбался. Вот кому сам Бог велел книжки писать. Вторым Сирано де Бержераком станет.

– Вы шутите?

– А то нет? – рассмеялся самый правдивый человек на Земле. – Но как это объяснить рационально?..

Барков пожал плечами.

– То-то, – рассудил офицер. – Этакий казус надобно бы в столичную кунсткамеру отправить. Да жалко. Себе оставлю сей славный трофей. Велю изготовить чучело и повешу над камином в своем замке в Боденвердере.

– И откуда ж у вас сие диво?

– Какой-то мужик из лесу приволок. Перепуганный – жутко. Говорит, что подстрелил на охоте. Я и сам, признаться, струхнул, едва глянул.

Помолчав, пристав прищурился на поэта:

– Что-то много странностей стало твориться в губернии с вашим приездом, а, господин копиист? Змеи, крокодилы, псы эти жуткие. Теперь вот олень о трех рогах… Не желаете ли объясниться?..

– Так вы признаете все ж змей с крокодилами? – не ответив, поймал его на слове Ваня. – А при первой нашей встрече, помнится, все насмехались над «глупыми россказнями» черни?

– Tempora mutantur… – буркнул немец.

Дверь с шумом распахнулась.

– Видно, не видать мне трофея, как собственных ушей, – неприветливо встретил появление иноков хозяин. – За добычей явились, преподобные?

Козьма с Дамианом, кивнув Ивану, подошли к туше и, насупившись, стали осматривать диковину. Перекрестились,