ее – он недостаточно хорошо владел немецким – и отказали ему в последующей парашютной заброске. Вирджиния настаивала, что их дуэт нельзя разделять, пыталась взять под контроль планы по проникновению и даже посещала некоторых из своих контактов в Женеве, стараясь найти способ проникнуть в Австрию им обоим. Командиры интерпретировали ее поведение как нежелательное «стремление к независимости», а один старший офицер написал, что «отсюда поведение Дианы выглядит глупо… [но] у меня все еще есть надежда образумить ее»[409]. С Вирджинией никогда не было просто, а ее ярость отражала решимость быть с Полем: как в роли возлюбленной, так и в роли верного товарища по оружию. Она была возмущена тем, что ее пожелания были отклонены начальством, не обладавшим ее полевым опытом. Многие из тех, кто встречался с ней, казалось, не могли даже принять тот факт, что она была женщиной, говоря о ней в мужском роде[410].

10 апреля Вирджиния, тем не менее, сдалась. Она согласилась отправиться в Австрию без Поля, и начался обратный отсчет до начала операции «Фэрмонт». Под новым кодовым именем Камила Вирджиния приняла на себя роль лидера группы. Она должна была вербовать австрийских партизан, а затем поручать им устраивать «тщательно продуманные» засады на нацистские конвои –   кодовым словом для атаки было «жениться». Однако главной задачей агента Камилы было узнать о редуте, который продолжал будоражить умы командования союзников. Опасения, что подобный нацистский бастион может продлить европейскую войну на срок до двух лет, уже привели американцев к тому, что они перебросили войска от наступления на Берлин к австрийским Альпам, – решение, которое позже критиковали за то, что немецкая столица фактически оказалась в руках Красной армии. Вирджиния снова оказалась в центре европейской войны, но ей было приказано действовать только с небольшой группой. Учитывая гористую местность, было бы невозможно доставить достаточное количество оружия для большого отряда: «Вы должны сосредоточиться на качестве личного состава, а не на его количестве, чтобы мы могли быть уверены, что каждое оружие и каждый фунт взрывчатки будет в руках человека, который будет убивать нацистов, подчиняться приказам и держать рот на замке»[411].

Вирджиния и Поль отправились на французско-швейцарскую границу в Анмасе для последних приготовлений. Становилось теплее, и Вирджиния должна была пересечь границу с Австрией в ночь на 15 апреля. Но неожиданно быстрое наступление союзных войск задержало ее отъезд. Наконец, командиры начали признавать, что постоянно меняющаяся ситуация была невыносимой. «Что-то нужно делать с этой женщиной. Если она хороший агент, то заслуживает лучшего обращения», – сигнализировал один явно смущенный старший офицер. Пришел ответ из Берна – классический пример служебного перекладывания ответственности: «Согласен с выводами, но не с обвинениями в очевидном пренебрежении выдающимся агентом».

События стремительно развивались. 25 апреля советские войска впервые встретились с американскими на берегу Эльбы. Пять дней спустя в бункере фюрера в Берлине Гитлер приставил пистолет к голове и покончил с собой. В день, намеченный для отъезда Вирджинии, пришло известие, что 7-я американская армия находится всего в тринадцати милях от предполагаемого местоположения редута и не встретила никакого сопротивления нацистов, которого так опасались. В некоторых городах жители даже аплодировали марширующим солдатам. Нацистская горная крепость, занимавшая тактическое мышление союзников в последние недели войны, оказалась химерой. Она существовала лишь в умах горстки несгибаемых немецких генералов и воспаленном воображении нескольких американских командиров. Штаб-квартира в Казерте прервала миссию Вирджинии со словами: «Ввиду быстрого развития военной ситуации считаю бессмысленным рисковать жизнями Дианы, [Поля] и группы. Планы приказываю отменить».

7 мая в городе Реймсе на севере Франции Третий рейх безоговорочно капитулировал. Бои прекратились незадолго до полуночи следующего дня, который стал известен как День Победы в Европе. Внезапная тишина после ожидаемой австрийской операции казалась странной. Вирджиния не рассчитывала, что мир наступит так быстро. Она была не единственной, кто рисковал всем, но каким-то образом пережил войну, а по ее окончании почувствовал, что больше не имеет цели в жизни. Однако присутствие Поля успокаивало, и они отправились в Париж, свой любимый город, чтобы посидеть в кафе, выпить вина, выкурить американские сигареты и понежиться на солнышке. Было радостно делить любовь и смеяться, просто быть вместе. Возможно, они также были поражены тем, что остались живы. Война все еще ощущалась. Нехватка продуктов и очереди в магазинах. Миллионы людей, оставшихся без крова. Тусклые улицы и перебои с электричеством. Но больше всего не давали покоя вопросы о тех, кто был депортирован или просто пропал без вести. Вернется ли кто-нибудь из них? И если вернется, то каким будет теперь?

Короткая передышка была прервана телеграммой из Вашингтона, где говорилось о том, что Гарри Трумэн принял присягу в качестве президента после безвременной кончины Франклина Рузвельта. Теперь, когда боевые действия в Европе закончились, Донован был решительно настроен настоять на вручении Вирджинии награды за вооружение, обучение и организацию трех высокоактивных батальонов Французских внутренних сил, руководство успешной крупномасштабной диверсионной кампанией, которая привела к засадам против немецких войск, и превосходную работу в крайне опасной роли радиста. Словом, постановили, что она проявила «необычайный героизм в военных операциях против врага»[412]. Донован был счастлив, что единственной гражданской женщиной на войне, награжденной крестом «За выдающиеся заслуги», стала именно сотрудница УСС. Теперь, когда война близилась к концу, а изначальный покровитель УСС умер, будущее организации выглядело все более туманным, поэтому, чтобы поднять престиж агентства, он так стремился обнародовать эту награду. Так что Донован пошел на необычный шаг, предложив провести церемонию в Белом доме. «Поскольку награды такого рода ранее не было, – писал он новому президенту, – вы можете пожелать вручить ее лично»[413]. Трумэн согласился.

Однако Вирджиния была смущена и встревожена. Очевидно, она не только неоднозначно относилась к почестям, но и не считала целесообразным, чтобы секретный агент – поскольку она хотела и дальше им оставаться – был в центре общественного внимания[414]. Для нее борьба за правое дело стала призванием, а не просто работой, и кроме того, она опасалась, что ее инвалидность под пристальным вниманием СМИ снова станет проблемой. 13 июня она попросила свое парижское руководство отклонить приглашение президента в Овальный кабинет от ее имени: «Мисс Вирджиния Холл… твердо убеждена, что ее личность не должна получать никакой огласки и не должно быть каких-либо объявлений о ее награде… Она заявляет, что все еще находится в работе и с нетерпением ждет новых заданий. Любая огласка помешала бы ей участвовать в какой-либо операции»[415]. Позже Вирджиния зашла в лондонский офис УСС, чтобы забрать свои документы