Наконец, непонятно и то, чем не «угодил» дуэту Тимошенко — Жуков избранный Шапошниковым принцип обороны — его взяли да и подменили, хотя уже при самом факте появления третьей группировки значение именно активной обороны резко возрастало!

А резюме из всего этого вот какое: майские 1941 г. номерные директивы НКО и ТШ не только суть свидетельства свершившейся подмены принципа обороны, но и того, что всего за месяц до войны за подписями Тимошенко — Жукова произошло полное и окончательное выхолащивание не просто основополагающего принципа обороны, на котором и базировался утвержденный план отражения агрессии, но и со всех точек зрения единственно приемлемого на тот момент, основополагающего принципа обороны Европейской части России (СССР) при нападении с Запада! При одновременном исчезновении из разряда главных для вермахта Белорусского направления и подмене главного замысла.

…Оборона в действительности может быть:

а) жесткой, в т. ч. и на линии государственной границы; однако, забегая вперед, следует сразу указать, что для обороны России, тем более при нападении с Запада, особенно если оно носит характер тотального нашествия, а характер и масштабы сосредоточения войск вермахта давали все основания для такого вывода — когда концентрируется свыше 100 полностью отмобилизованных дивизий и армады танков с самолетами, то и слепому должно быть ясно, что речь идет именно о тотальном нашествии, — то принцип «жесткой обороны» — самый бессмысленный, самый жестокий, потому как при всей святости задач не оставляет войскам шанса на выживание ради продолжения борьбы с вторгшимся врагом; ведь у регулярной армии главная задача — оборона всей страны, а не только границы (это дело в первую очередь пограничников и погранвойск, а в особо угрожаемые периоды — их, но в координации с частями регулярной армии);

б) маневренной — когда, например, отходят перед противником в целях организации внезапной контратаки (контрудара) во фланги наседающего врага, в результате чего подрубается горловина «котла» и он «захлопывается», после чего следует уничтожение попавшего в «котел»; советские войска «досыта» наелись такой обороной гитлерюг, особенно в 1941 г., а последний крупный случай подобного типа произошел под Харьковом в 1942 г.;

е) гибкой — когда ввиду явной угрозы своим флангам отходят на более выгодную позицию, на рубежах которой организуют более прочного оборону, либо сосредоточивается для контрудара;

г) активной — суть которой в сочетании «б» и «в»; забегая вперед, следует отметить, что принцип «активной обороны» для обороны России, тем более с Запада, особенно при тотальном нашествии, — наиболее рациональный, в т ч и потому, что, с одной стороны, достаточно быстро позволяет включить в действие, т. е. в оборонительных целях, фактор гигантских ее пространств, на которых «растворяется» ударная мощь агрессора, вынужденного так или иначе подставлять свои фланги под удары, а с другой — потому, что веками апробирован еще нашими пращурами!

д) наконец, есть и стратегическая оборона, которая как принцип обороны для всего государства определяется только директивой Главнокомандования, как это произошло у нас в 1941 г.

Стратегическая оборона в классическом ее виде, т. е. прежде всего при опоре на долговременные оборонительные сооружения — экономически самый тяжелый вид обороны именно для России: уж слишком гигантские по площади территории подлежат в таком случае фортификационному обустройству.

В литературе о войне нередко встречаются обвинения в адрес руководства тогдашнего СССР в том, что оно, видите ли, не предусматривало варианта стратегической обороны, либо равнозначные утверждения, что-де в идеале построение группировки советских войск у западных границ должно было быть таким, каким оно было через два года в битве на Курской дуге. Тогда создали глубоко эшелонированную оборону (восемь оборонительных полос на глубину 300км), позволившую отразить наступление противника, обескровить его войска, а затем перейти в решительное стратегическое наступление. Но тогда, в 41-м, этого не получилось»[280].

А оно, между прочим, ни при каких обстоятельствах не могло получиться, особенно если всерьез вдуматься в подобные упреки. И не потому, что-де Сталин не разбирался в вопросах стратегической обороны или что-де сами планировали напасть, а не обороняться. Просто достаточно одного арифметического действия, чтобы раз и навсегда уразуметь всю несостоятельность подобных упреков.

На Курской дуге общая линия фронта составляла 550 км, следовательно, при избранной тогда глубине обороны в 300км[281], фортификационному обустройству подлежала площадь в 165 тыс. кВ. км!

В масштабах же всей линии западной границы, т. е. от Баренцева моря до Черного, а это 4500 км (на тот период), при необходимой глубине обороны в 400 км — ведь речь шла об обороне всего государства, а не о частной, хотя бы и крупнейшей битве — обустройству подлежали бы 1 800 000 кв. км. Три с большим гаком Германий в границах 1937 г.

Ведь и начального образования должно, по идее, хватить, дабы уразуметь: разница почти в 11 раз! Соответственно, и масштабы фортификационных работ были бы как минимум в 11 раз больше.

На Курской дуге только стрелковых окопов и окопов для Противотанковых ружей было отрыто 167 824![282] Умножьте на 11 и получите 1 846 064.

При таких обстоятельствах одна только длина траншей и ходов сообщений в 1941 г. должна была бы составить 93 280 км (полтора экватора Земли!) против 8480 км на Курской дуге. Между прочим, это означает, что потребовалось бы 21 раз перерыть всю границу от Баренцева до Черного моря!

Командных и наблюдательных пунктов на Курской дуге было 10644[283], а для 1941 г. потребовать бы 117 084!

Убежищ и землянок (соответственно) — 35 010 и 385 110![284] Не только дотов, но и даже домов тогда столько не строили! Даже в последней предвоенной пятилетке.

Проволочных заграждений как минимум 13 046 км! Без малого в три раза больше, чем сама протяженность сухопутной линии границы (на Западе!) против 1186 км на Курской дуге[285].