— Я… не знаю, — несколько растерянно отозвалась Маллани. — Всё странно. Смотри, мне цветы принесли… И еду… лекарь страшно ругается, но госпожу Чичибу проще убить, чем переубедить. Её эмоции заглушают все остальные, да и чужая ненависть уже не так давит… Приходил Фьорд… он не обвиняет меня, понимаешь? И он такой… замечательный…

Она сообщила это так удивленно, что Игорю стало по-настоящему грустно.

— Значит, этот белобрысый солдафон не совсем дурак, — пожал плечами он.

Маллани прищурилась.

— Почему вы с ним друг другу так не нравитесь? Вы же очень похожи!

— Эм… Вот даже знать не хочу, в каком именно месте мы похожи. Слушай, Маллани, я должен кое-что тебе показать…

Диалог с Наместником всплыл в памяти. Она сжала губы.

— Потому не спеши отдавать ребёнка сразу, хорошо? — добавил Игорь от себя. — Пожалуйста! Мы сначала найдём ему семью, убедимся, что его не сдадут на опыты, а потом…

— Я не уверена, что вообще собираюсь его отдавать, — выдала Маллани, отчего у Игоря с треском порвался шаблон.

Он похлопал глазами. Нет, он слышал, что материнский инстинкт в целом — штука жёсткая, но в случае с Маллани это по вполне понятным причинам не очень работало. Она ребёнка терпеть не могла, ненавидела даже, а на все попытки Игоря поговорить об этом и убедить посмотреть под другим углом благополучно сбегала. И тут такое.

Нет, он был рад, но и в шоке — тоже.

— Вау… я — рад.

— Фьорд поговорил со мной, — пояснила Маллани.

Игорю стало интересно: что же именно белобрысый мог ей сказать такого, что переубедил? Самому парню казалось, что он успел перепробовать все-все аргументы.

— Извини, — мысли Маллани сочились виной. — Я расскажу, если нужно, но для нас с господином Фьордом это немного… личное…

— Эй! — Игорь тут же поднял руки, безоговорочно капитулируя и услием воли очищая голову от лишних мыслей. — Что бы там ни было, я рад, что всё так, как есть. Любопытство сгубило кошку, потому мне в этом вопросе точно надо быть осторожнее!

— Ну, ты закончил? — ворвался в их мысленную беседу беличий глас сниже. — Ей отдыхать надо, между прочим! А то ходят тут разные…

Игорь мысленно предположил, что с таким цербером не уснёшь, но внешне улыбнулся обворожительно и, кивнув менталистке на прощание, выскользнул вслед за белочкой из палаты, чтобы остановить её на пороге.

— Это хорошо, что вы заботитесь о Маллани. А могу я спросить, почему?

— Потому что меня попросил мой друг, — нахохлилась белка, а после добавила тише. — Это его женщина, понятно? Не знаю, что у вас там было, но ты опоздал.

Неожиданный поворот.

— И что же он собирается с ней делать? — уточнил Игорь ещё мягче, сам приглядываясь и принюхиваясь. Есть ли вероятность, что белочка собирается отдать Маллани и ребёнка на опыты? Пока не похоже, но…

— А что, по твоему, с понравившимися женщинами делают? — фыркнула белка. — И не надо такое лицо корчить. Любят их, любят! Ну, или на работу берут, а потом — любят. И наш командир в первый раз за всё время на кого-то так смотрит, сечёшь? А ты себе ещё кого найдёшь. Нечего тут крутиться! У вас же с ней не особо высокая совместимость, я правильно понимаю?

— Совместимость?..

— Ну, вы же не истинная пара?

— А как это определяют? — заинтересовался Игорь.

Белка наградила его скептическим взглядом.

— Не притворяйся кретином, кот. Тебе не идёт. По запаху это определяют! У драконов вон цветы расцветают. Демоны в глаза смотрят. Вспомнил?

После услышанного Игорь впал в кратковременный ступор. Автопилот, натренированный опытом деловых встреч с недосыпа, улыбался, что-то втирал белке и даже непрозрачно намекнул на то, что ребёнка Маллани собираются забрать на опыты, на что вполне закономерно получил воинственное: "Пусть только попробуют!".

В общем, пока автопилот решал проблемы, Игорь думал. И на обратном пути обернулся к своему спутнику-военному.

— А не могли бы вы рассказать мне подробнее об истинных парах?..

* * *

Город лихорадило.

Ири, просидевшая всё утро над отчётами и доносами, хмуро выслушала доклад о напряженности в гильдейских и магических кварталах. Не поспешили ли они? Момент удобный, кто бы спорил, но риски… Не ошиблись ли они, погнавшись за амбициозными желаниями?

Ири хотелось полноты власти. Как любой дракон, она терпеть не могла посягательства и возражения на своей собственной территории. И особенно актуально это было сейчас, когда отыскался истинный. Позволить хоть кому-то угрожать ему — в её-то пещере! — Ири не могла.

Эу-хений, в свою очередь, с самого начала планомерно добивался контроля над тем, что сам он обычно называл "ресурсами и производствами". А эти заманчивые вехи, как ни крути, держали в своих руках маги и гильдии, не спеша делиться благами с божьим человеком. Это они зря, конечно…

Наместник хотел стабильности для не-живой диаспоры.

Поначалу, когда в город пришли боевые маги, принеся с собой анархию и беспредел, Наместник считал это скорее благом для себе подобных, и вполне резонно. Это были времена раздолья для не-живых: никаких тебе отчётов за каждого убитого, никакого контроля, никаких ограничений. Казалось бы, живи и радуйся! Однако, кем-кем, а дураком Наместник не был и быстро увидел падение популяции живых. Огромная смертность, торговля разумными, миграция давали о себе знать. Все зажиточные семьи отправляли отпрысков учиться подальше, старались уехать из города, охваченного беспределом. Оставались лишь те, кому идти было просто некуда. А не-живым нужен корм, притом желательно — здоровый и сильный. Какой жизненной энергии взять с быстроногих воришек, усталых шлюх и уличных вечно голодных беспризорников? Да таких любая высшая нечисть стороной обойдёт — побрезгует, а то и пожалеет страдальца (ибо, как ни странно, эмоциональные порывы не-живым высшего класса совсем не чужды).

Потому-то до господина Наместника быстро дошло: чем дольше беспредел будет продолжаться, тем больше шансов у не-живых остаться умирать с голоду в пустом городе. Слова Эу-хения о "сумме благ живых, которая станет благом не-живых" и "первом законе животноводства" (который, по версии Жреца, заключается в постоянном поддержании популяции скота) упали в более чем благодатную почву.

Ири, пользуясь одиночеством, устало потёрла переносицу. Лист с будущей речью лежал перед ней, пустой.

Проблема в том, что Эу-хений прав — народу не объяснишь всё, как есть. К сожалению, нельзя выйти пред светлы очи толпы и сказать: "Мы хотим абсолютной власти, чтобы изменить этот город под себя, чтобы переделать его для наших близких, чтобы удовлетворить наши амбиции, чтобы получить контроль над ресурсами, чтобы превратить вас в источник наших благ. Впрочем, вам это выгодно тоже — если правильно разыграете карты". Увы, правильно это поймут единицы. Только умные оценят честность и деловой подход. Но — снова привет Эу-хению — много ли их, этих самых "умных"?