И вдруг Кимура дернулся, заваливаясь назад. Макалистер схватил его за скользкое от крови запястье и увидел сморщенную коричневую руку, вцепившуюся скрюченными пальцами в волосы японца. Малберри был мертв, это не подвергалось сомнению, он уже давно должен был перестать дышать, отключенный от аппаратуры, но он тянул на себя Сорату с нечеловеческой силой.

– …мой… – прохрипел он. – Мой…

Из глаз Сораты брызнули слезы. Несмотря на слабость, он отчаянно рвался на свободу, тянулся к Генри, и Макалистер, почти парализованный ужасом, едва слышал его крик.

Все остановилось – время, люди, даже стук сердца. Генри держал запястье, ощущая, как миллиметр за миллиметром оно выскальзывает из пальцев. Он рывком потянул Сорату на себя, навалился сверху и, взяв одной рукой за основание хвоста, полоснул ножом.

Они оба кубарем покатились по полу, пачкаясь в крови, цепляясь друг за друга. Генри накрыл холодеющее тело собой и взмолился отчаянно:

– Спаси его, Кику. Кику, ведь ты для этого здесь. Ты можешь, верно? Проси чего хочешь, я все сделаю.

Он готов был поверить даже в самое невероятное – в помощь призрака, но Кику и правда появилась. Не в облике медсестры из команды Дикрайна, а такая, какой Генри привык ее видеть, в коротком халатике нараспашку, узкой юбке и строгой блузке. Полупрозрачная рука погладила Сорату по щеке, и тот медленно открыл глаза. Губы дрогнули, чтобы произнести короткое имя, но сил не хватило. Он глубоко вздохнул и отключился.

Потом кто-то попытался забрать Сорату, но Генри не мог отпустить его, мышцы одеревенели от напряжения. Пришлось применить силу. Нож выпал из пальцев вместе с несколькими длинными черными волосками. Генри машинально сжал их в кулаке. Сознание ускользало, в глазах двоилось, дикая боль пронзала голову насквозь.

– Всем оставаться на местах!

Генри облегченно перевел дух. Заработал резервный генератор, заливая разгромленное помещение тусклым красноватым светом.

– …разряд… разряд… разряд…

Из-под полуприкрытых век Генри видел, как билось под ударами дефибриллятора хрупкое тело. Реаниматоры наверняка удивятся, как истощенному японцу удалось так долго продержаться на границе жизни и смерти, а Макалистеру было достаточно, что эта граница так и осталась непройденной.

Он позволил себе всего на секунду закрыть глаза.

Десять суток слились в один утомительный, бесконечно длинный день, состоящий из череды незнакомых лиц, однообразных вопросов и отупляющей усталости. Представители власти даже выделили переводчика, чтобы иметь возможность допрашивать британца столько, сколько это необходимо. И допрос накладывался на допрос, разнообразие вносило лишь посещение медицинского кабинета, после того как доктор диагностировал у Макалистера множественные ожоги и сотрясение мозга. А Генри даже не замечал боли, она накатила много позже, омывая измученное тело горячими пульсирующими волнами. В эту боль хотелось зарыться, как в одеяло, чтобы все от него отстали и позволили просто от души пожалеть себя, может быть, даже поплакать. Но подобной роскоши ему не выпадало долгих десять дней.

Учебный процесс остановился, перепуганные ученики не могли покинуть остров, а их родители не спешили приезжать по первому зову. Это тормозило расследование, хотя Макалистеру было на это уже откровенно плевать. Потому что Дикрайн все равно сбежал. Никто не заметил, как он исчез из лаборатории под прикрытием темноты и суматохи. Зато Хенрик Ларсен потерпел позорное поражение в драке с Курихарой и, светя разбитой физиономией, согласился дать признательные показания. Акихико Дайске сыграл не последнюю роль в разыгравшемся представлении. Именно он под предлогом дел вне острова сдался полиции и вывалил на них целый ворох неоспоримых доказательств творящихся в Академии злодейств. Возможно, даже пустил в ход какие-то свои ментальные штучки, но смог убедить полицейских придерживаться составленного им плана. А потом совершенно невероятным образом испарился из запертой камеры.

Зло было остановлено, но злодеи остались на свободе. Едва ли это назовешь торжеством справедливости.

На пятый день обнаружили тела. Гораздо больше двенадцати. Разной степени разложения, но все – подростки в среднем от двенадцати до восемнадцати лет. Похоже, большая их часть принадлежала тем, кого Дикрайн называл «расходным материалом». Генри был на опознании и даже нашел в себе мужество не потерять сознание даже тогда, когда пришлось произнести вслух: «Да, это она. Филлис Макалистер». Слова, острые, как битое стекло, царапали горло, а рядом не было никого, кто взял бы за руку и пообещал, что все наладится. Генри думал, что больше не нуждается в этом. И снова ошибся. Лишь раз, пересекшись с Николь в коридоре, он поймал ее полный сострадания взгляд и почувствовал, что больше не может так. Ему просто необходимо было поговорить с ним.

Кимуру разместили в одной из пустующих комнат на втором этаже мужского крыла, пока в его собственной велись следственные мероприятия. Подъем по лестнице показался Макалистеру восхождением на Голгофу.

– Можно? – Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Японец сидел на постели, привалившись спиной к стене, и безразличным взглядом смотрел в окно. Шел дождь. На вопрос Кимура отреагировал меланхоличным кивком.

Генри захотелось включить свет, так было сумрачно и неуютно, но не рискнул. Боялся, что четко видя перед собой лицо Сораты, так и не сможет заговорить.

– Как твое самочувствие?

Кимура отвернулся от окна:

– Благодарю. Вполне сносно.

И все. Ни ответного вопроса, ни проблеска эмоций в тусклом голосе.

– Где твой помощник?

Секретарь Кимуры – Масамуне Иноске – всюду следовал за господином, как тень, и даже спал на соседней койке, благо та пустовала. Сората легко пожал плечами.

– Где-то. В буфете, кажется. Хочет меня накормить.

И снова глухая пустота. Генри будто разговаривал с ней, точнее, только пытался разговаривать, потому что, сталкиваясь с равнодушием, не мог сделать и шага вперед.

– Насчет… Кику. – Генри опустил голову, опасаясь встречаться взглядом. – Она…

– Я в курсе, – отрезал Сората и, наконец, пошевелился, отводя с лица непослушную прядку. – Не утруждайтесь, Макалистер-сан, я давно все понял сам. Нет нужды пересказывать все сначала.

Генри дернулся, почти ощутив на лице пощечину, хотя Сората не сдвинулся с места, все так же сидел, подобрав ноги. Только вместо роскошного хвоста на затылке – короткие неровные пряди, чуть завивающиеся на концах от непривычной легкости. С такой прической он походил на мальчишку, если бы не глаза. Генри пересилил себя и вгляделся в них.

– Со-о-ора… – простонал он. – Мне так жаль. Прости, мне так жаль.

Японец проигнорировал сорвавшееся с губ признание, то ли не веря, то ли принимая как должное. Плотная стена отделяла бывших друзей друг от друга. Отчего-то Генри был уверен, что именно бывших.

– К Курихаре прилетел отец, кажется, очень неприятный тип, – зачем-то начал рассказывать он. – Хибики на него совершенно не похож. И он… Понимаешь, Хибики же пошел со мной тогда потому, что надеялся поговорить с Сэмом через меня. Но Сэма там не было, и я не знаю, как сказать об этом. Как разочаровать его.