Так вот, братство. Очень скоро все мои бывшие товарищи оказались в руках Дикрайна. Энергия, что он боготворил, требовала крови, он называл это жертвами во имя науки, однако не мог чувствовать того же, что и я. Хотя даже вас это чувство не миновало, я прав? Остров проклят, даже если никто из нас всерьез не верит в проклятия. И братства постепенно не стало. Тот, кто называл себя последним из братства, ошибался. Последний – я. Точнее, с момента, как автор тех дневников испустил дух, я принял на себя новую ношу. Я стал орудием возмездия. Колесо судьбы начало раскручиваться назад.

Я циничен и жесток? Не спорю, но запомните, будь у меня второй шанс, я лишь сгладил бы детали, но не отказался от своей мести. Вы рано или поздно смиритесь с этим, а прощения вашего мне не нужно, сам себя я все равно никогда не прощу, чего и вам не советую. Чудовища существуют для того, чтобы их ненавидели. Ненавидите меня, достаточно того, что я вызываю у кого-то чувства. Ведь все в итоге закончилось хорошо, да?

Знаете, Генри, я люблю, когда все заканчивается хорошо».

Генри тяжело вздохнул и убрал письмо обратно в конверт. Сколько бы раз его не перечитывал, все равно было мучительно больно от собственной слабости. Ему казалось, он будет способен ненавидеть Дайске за все то зло, что он успел причинить, но так и не смог. Чего стоили его собственные беды по сравнению с тем, что пришлось пережить маленькому мальчику, не способному побороть в себе чудовище? Как бы ни было сложно признавать, именно теперь Генри сумел понять смысл сказанных Дикрайном слов.

Электронное табло на стене показывало время до объявления посадки – чуть меньше часа. Чай в картонном стаканчике давно остыл, но Генри так к нему и не притронулся. От волнения вспотели ладони, и на белой глянцевой поверхности стола высилась гора мятых салфеток. Макалистер ждал. Сам не до конца понимал, чего именно, но продолжал ждать.

После закрытия Академии, всех перевезли в Токио. Генри задержался, чтобы вместе с Руми дать последние показания и проводить детей, за которыми еще не приехали родственники. Сората обосновался в частной клинике, проходя дополнительное лечение, и тоже покидать столицу не спешил.

– Хочет добиться разрешения на захоронение Сакураи в Киото и ищет ее родственников, – при случае поделилась информацией Руми, – но у бедняжки, походу, совсем никого не осталось.

За время пребывания в Токио они виделись от силы несколько раз, и Сората неизменно оставался холоден и безучастен. Иногда у Генри чесались руки, хотелось съездить по его унылой физиономии, но здравый смысл подсказывал, что это ни к чему не приведет. Они не разговаривали. Перебросились парой ничего не значащих слов, только и всего, а хотелось поговорить, обсудить все, что произошло и что ждет их в будущем. Но Сората отдалялся, избегал его, и Генри поклялся самому себе, что сумеет это вынести, как бы тяжело ни было.

Но не попрощаться не мог. Именно поэтому согласился принять помощь Руми и теперь с надеждой ожидал, что сможет хотя бы посмотреть на него, ведь их встреча должна стать последней.

Сердце замерло, когда из-за колонны показалась Асикага, а спустя секунду и по-мальчишески тонкая фигурка Кимуры. «Снова похудел», подумал Генри. Обрезанные волосы, приведенные в порядок талантливым парикмахером, делали его совсем похожим на подростка. Даже с расстояния виднелись темные круги под глазами и равнодушный взгляд, словно Сората был где-то далеко, а не здесь, в маленькой кофейне при аэропорте. Таким он запомнился Генри в их первую встречу. Чужим.

– Мы принесем кофе, – без приветствия выпалила Асикага и подхватила под локоть ошарашенного Масамуне, которого Генри не заметил сразу. Сората замер, взялся тонкими бледными пальцами за спинку стула, такого же белоснежного, как и стол.

– Присядешь?

– Присяду. – Сората опустился на краешек, потянулся ладонью к волосам, но пальцам не за что было зацепиться. Этот невинный жест делал его еще более беззащитным, и на Генри нахлынуло щемящее желание обнять. Но вместо этого просто спросил:

– Ты злишься на меня?

– У меня нет причин злиться на вас, Макалистер-сан. – Кимура поднял глаза, решительно глядя на Генри.

– Отчего так официально?

Кимура стрельнул глазами в сторону и Генри догадался, что дело в его помощнике.

– Он нас не слышит, побудь собой хотя бы напоследок.

– Не будем переходить границы, Макалистер-сан. «Дзюсан» остался позади, мы сами его разрушили. Так не будем же оборачиваться. Реальный мир слишком недружелюбен, мы не нужны ему со своими слабостями.

– Вот мы и вернулись в начало, Сора. – Генри выдал некое подобие улыбки. – Знаешь, а тебе идет эта отстраненность. Ты словно бабочка под стеклом, такой же хрупкий… и недоступный.

– И мертвый. Ты это хотел сказать?

Генри выдержал его взгляд, но рука дрогнула, стискивая стенки тонкого картонного стаканчика. Остатки холодного чая брызнули на кожу и лужицами собрались на глянцевой поверхности стола. Сората отреагировал быстро, набросил сверху стопку салфеток, мимоходом касаясь руки Генри, и выхватил бумажные останки из напряженных пальцев.

Над столом повисла пауза, и никто не решался ее нарушить. Кимура подобрался, скрестил руки на груди. Отрешенный взгляд изучал липкую столешницу. Он молчал, и Генри это угнетало.

– Вы, правда, улетаете? – Сората решился первым. – Зачем вы меня позвали? Не пытайтесь отрицать, я хорошо изучил Асикагу.

– Я получил письмо от Дайске, – уцепился Генри за достойную причину, хотя дело было, конечно, совершенно не в ней. Но сказать «я хотел попрощаться» так тяжело. – Думаю, ты имеешь право знать правду, даже если она не принесет тебе желаемого облегчения.

– Ничто не принесет мне облегчения. Но я выслушаю все, что вы мне скажете.

И Генри рассказал, скрыв лишь несколько фактов, которые показались ему личными. Сората слушал с непроницаемым лицом, но по тому, как дрогнули пальцы, как напряглись плечи, Генри понял, что тот не остался равнодушным.

– Эй, вы чего сидите? Посадку объявили уже. – Руми появилась так же внезапно, как и исчезла до этого. Глаза ее возбужденно блестели и с азартом изучали присутствующих.

В холле было шумно. Пассажиры выстроились в очередь, но Генри не торопился вливаться в разноцветную толпу. Руми что-то шепнула Сорате, отчего он незамедлительно пошел пунцовыми пятнами, и повисла на шее у Макалистера.

– У-у-у, я буду скучать, Генри-кун. Но ты нас не забывай, звони, приезжай в гости. Где меня найти, ты знаешь. – Она горестно всхлипнула, утерлась носом о воротник его рубашки и отстранилась. Хлопнула ладонями по плечам и осипшим голосом закончила: – Ну ладно, не люблю долгих прощаний. Удачи! Пойду Масу развлеку, а то и с ним тоже рано или поздно прощаться придется, а я этого не люблю.

И они остались одни. По крайней мере, так казалось Генри, никого кроме Сораты он не видел, всматривался так, словно надеялся увидеть проблески тепла в его глазах, но тот успешно прятал их за длинной челкой. Толпа за спиной потихоньку редела, неминуемо приближая момент расставания.