– Да ты у нас маленькая стервочка.

Мне осталось лишь кивнуть:

– Ага, меня так уже называли.

– Разве у азовских тебя не учили, что с людьми нужно дружить?

– Не представляю, как я смогу с вами подружиться, ведь вы не предпринимаете шаги навстречу.

– Еще как предпринимаю.

– Ваши непристойные намеки не могут считаться встречными шагами.

– Как вижу, ты не так глупа, какой пыталась казаться, но все же ума маловато. Азовская, ты даже не подозреваешь, что ходишь по лезвию очень острого ножа. Дзену сейчас и правда позволено слишком многое, и если он вбил себе в голову, что азовских нужно макать рожей в дерьмо, он будет их макать любыми способами, а нам придется терпеть его выходки. Но не забывай, что не бывает вечного терпения. И вечных людей тоже не бывает. Знаешь, где твой женишок обычно отирается при чистках этой окраины? Он всегда сидит на нефтебазе, оттуда лучше обзор, и мертвяки любят ту сторону. Сегодня тоже вроде как туда поехал, но не добрался немного, она почему-то взорвалась. А если бы доехал? Ты бы у нас стала кем-то вроде вдовы. То есть обычной девкой, каких у нас на каждом углу по дюжине за рубль. А с простыми девками всякое может приключиться, нормально устроиться проще тем, кто не ссорятся с такими людьми как я. То есть ты азовская, азовских у нас не любят, а Дзен не вечный и кроме него тебя никто не прикрывает. Веди себя аккуратнее, это в твоих интересах.

– Я так и делаю.

– Вот как? Интересные у тебя представления об аккуратности…

– Господин Царь, я принадлежу своему избраннику и обязана принимать все возможные меры для своей защиты.

– Избраннику ты не очень-то нужна, к тому же я тебя не собирался даже пальцем трогать.

– Намеки, которые вы высказывали в мой адрес, недопустимы.

– Если ты не поняла, я как бы шутил.

– Я знаю.

– А граната тогда зачем, раз такая догадливая?

– Это и есть те самые все возможные меры. К тому же вы меня почти раздавили своей тушей и не будь гранаты, вряд ли стали отодвигаться. Нам еще ехать долго, я не собираюсь все это время вдавливаться в грязную дверь.

Царь неожиданно захохотал, и, еще дальше отодвинувшись, сказал:

– Я не ошибся, ты и правда умрешь быстро, шансов на длинную жизнь ни малейших. У вас там все такие колючие? Отвечать не надо, я и так знаю, что Лазарь выбрал самую-самую. Элли, эта парочка тебя самым наглым образом использует. Ты у нас блестящий червячок, которого опустили на крючке в омут с самыми недоверчивыми рыбинами, а теперь ждут, соблазнятся ли те на такую блестящую наживку. Некоторые, как я вижу, начинают работать хвостами, приближаются, принюхиваются, пузыри пускают. То есть пошло движение. Вся стая матерых акул вместо того, чтобы продолжать готовить нападение на рыбака, занимается черт знает чем. А у нас нельзя заниматься черт знает чем, запад такие ошибки не прощает. Я почти уверен, что рыбам настанет хана. Но некоторые из этих рыбин мне дороги, и это плохо. Пусть Дзен не нервничает, я не стану их поддерживать, я просто хочу, чтобы все улеглось само собой, без крови. Да, у нас есть некоторое напряжение, но его еще можно попробовать снять. Хватит уже все проблемы решать кровью, вот только некоторые отказываются это понимать, и дело тут не только в блестящем червячке. Лазарь тот еще хитрюга, он мастер давить со всех сторон, его натиск непросто выдерживать. Может даже я ему подыграю, ведь как ни крути, а я был и буду на их стороне, потому что она правильная. Но не хочу терять ребят, с некоторыми из них я чуть ли не с самого начала. Ты что-нибудь понимаешь, азовская?

– Почти ничего.

– Если не врешь, то хорошо. Ведь это значит, что я сам с собой разговариваю, иногда мне это нужно. Ну а ты запомни одно – как бы дальше не сложилось, для червячка, скорее всего, все закончится грустно. Видишь ли, дело в том, что те кого насаживают на крючки, не выживают – закон природы. Не уверен, что мой совет поможет, но ты теперь все время оглядывайся. У тебя, Элли, и правда необычные глаза, будет жалко, если такая красота пропадет только из-за того, что люди недовольны некоторыми поступками ее зарвавшегося хозяина. Слишком много власти оказалось в одних руках, запад такое тоже не любит. У нас нет и не было господ, а Дзен начал позволять себе слишком много. Выписать себе самую дорогую девку азовских – это поступок как раз господина, а не нашего вождя. Он все прекрасно понимает и знает, что такое ему готовы простить далеко не все. С его стороны – это почти что объявление войны. Не знаю, кто победит, но ты, азовская, победу не увидишь. Не доживешь.

Последние три года Цветник обслуживали две знахарки. Каждые четыре недели я попадала на плановый осмотр к одной или другой, очень редко к обеим сразу, прекрасно изучила их методы, думала, что меня в этом деле уже ничем нельзя удивить.

Я ошибалась.

Вряд ли у западников каждого человека осматривает одновременно целая куча не так уж часто встречающихся специалистов. Очевидно, их собрали только ради меня. Четверо мужчин и три женщины, даже странно, что столько ценных экспертов оказались в одно время в одном месте. Они ведь везде нужны, ни один нормальный стаб не может без них обходиться.

Все семеро не просто таращились на меня во все глаза, сопровождая это прикосновениями к макушке и затылку, как обычно делали знахарки в Цветнике. Эти устроили вокруг меня хоровод, норовили заглянуть в глубину глаз, протягивали к ним пальцы останавливая в считанных миллиметрах, я не всегда могла удержаться и прищуривалась. Просили показать язык, произнести определенные слова, крутануться на одной ноге, трижды подпрыгнуть на месте, сесть на шпагат, прикрыть уши ладонями, попытаться определить, что происходит за стеной и какая цифра написана на бумажке, которую мне показывали обратной стороной. Я со счета сбилась, сколько всего разного они заставили меня сделать. Под конец сложилось впечатление, что надо мной попросту издеваются. Зачем им все это, ведь они видят человека насквозь без дополнительных ухищрений.

Выполняя очередную прихоть знахарей, я мысленно считала до ста – именно настолько меня попросили задержать дыхание. Несмотря на напряженность момента не удержалась, покосилась на открывшуюся дверь и увидела, что в кабинет заходит полковник Лазарь. Это зрелище подействовало на меня не лучшим образом, я непроизвольно приоткрыла рот, забыв обо всем.

Знахарка, которая проводила эксперимент с дыханием, недовольно спросила:

– Почему ты начала дышать раньше?

– Прошу прощения, сама не понимаю, почему так получилось.

– Вы еще долго? – нетерпеливым тоном спросил полковник.

Знахари и знахарки начали переглядываться, один из них, самый старший на вид, с индексом возраста под сорок лет, задумчиво ответил:

– В целом картина ясна, даже не представляю, что тут еще можно выяснить.