— Понимаю, — согласилась Анна. Она сама стояла на крыльце дома Авы, страшась переступить порог. Как ей хотелось, чтобы у нее было больше воспоминаний о том времени, когда они с Авой жили вместе!

Дэвид Пинкни встретил их на лестнице.

— Горничная сказала, что наверху кто-то был, — сообщил он своей сестре и взглянул на Шварцман.

— Только мы, девочки, — ответила Кэролайн.

Дэвид нахмурился. Казалось, он собрался сказать что-то еще, но Кэролайн, не останавливаясь, прошла мимо. Обе женщины спустились вниз по лестнице. Увидев в гостиной Харпер Лейтон, Анна слегка улыбнулась.

— Я хотела поблагодарить вас, — сказала она. — За ваши слова в адрес Авы, за вашу доброту. Представляю, как вам сейчас тяжело.

Она повернулась к Кэролайн. Та пожала ей руку.

— Не стоит благодарности. — Когда Кэролайн убрала руку, между ними проплыл крошечный клочок белый собачьей шерсти. — О, Купер… Ты жутко линяешь!

— Зато какой симпатичный песик, — сказала Шварцман и протянула руку, чтобы почесать Купера за ушами.

Убрав руку, она сжала ее в кулак и, ощущая на пальцах невесомый клочок собачьей шерсти, сунула в карман. Выйдя из парадной двери, заметила, как Харпер Лейтон перехватила ее взгляд. Но не остановилась.

Она не могла посмотреть в лицо Харпер.

Гринвилл, Южная Каролина

Шварцман стояла в кустах кизила через дорогу от дома, который когда-то делила со Спенсером.

Ночь была темной. Луна скрывалась за массивом грозовых туч, и свет уличных фонарей отбрасывал жутковатые тени на дорожное полотно и фасады зданий.

Она припарковалась в конце квартала. На ней были куртка и тонкие перчатки, что было характерно для южан, когда температура падала и шел дождь. Возможно, сегодня для этого и было довольно тепло, но не настолько, чтобы вызвать большое количество подозрений. Пакет со всем необходимым был спрятан под курткой и прижат левой рукой. Остальное лежало в кармане куртки.

За последний час Аннабель десяток раз прокрутила в голове план действий. Даже два десятка. Припарковавшись на удаленной стоянке торгового центра, она смастерила улики. Ей не хотелось думать о том, как быстро полиция распознает подлог и насколько было бы лучше, будь в ее распоряжении ДНК Фрэнсис Пинкни.

С помощью полиэтиленовой пленки Шварцман нанесла клетки тетиной кожи на наколенники, но не стала прижимать ленту непосредственно к наколенникам, чтобы не перенести на них остатки клея. Вместо этого она положила наколенники в пластиковый мешок лицевой стороной вверх, натерла их пленкой, а затем вытряхнула над ними ленту. Даже в темноте было видно, как частички кожи и пыли оседают на подушечках. Для большей надежности Анна засунула два длинных волоса Авы туда, где к наколенникам крепились ремни-липучки. Волосы вполне могли застрять там во время нападения.

Затем она развернула самый конец клейкой ленты и прижала его липкой стороной к внутренней части пакета «зиплок» с собачьей шерстью из дома Фрэнсис Пинкни. Шерсть — единственное, что ей удалось достать. Она бросила в мешок рулон ленты, пару наколенников и две пары неиспользованных латексных перчаток и затянула горловину.

Затем похлопала по карману. Нащупала телефон. Звук был отключен. Она пропустила два звонка от Харпер и четыре от Хэла. Она позвонит, как только все закончится. Анна точно знала, куда пойдет. Все, что ей нужно, — это четыре минуты в гараже. Возможно, она управится за две.

После этого она вынудит Спенсера признаться. Он явно этого ждет. Ему наверняка интересно узнать, какую боль он причинил ей, какие муки она перенесла. Если его не записывать, если б он знал, что она не сможет использовать запись, чтобы упрятать его за решетку… тогда, может быть, она заставит его сказать эти слова. Ей нужно их услышать. Ее пульс был похож на барабанную дробь.

Анна ощущала страх, но под ним — что-то еще, ставшее для нее полной неожиданностью. Оно было легкое и мягкое. Головокружение, пожалуй, назвала бы она это чувство. Вид электричества, отличный от страха. Стоя на темной улице, напротив дома, который она когда-то делила со Спенсером Макдональдом, Анна чувствовала, как ее окрыляет надежда.

Надежда.

Построенный всего за два года до свадьбы, дом был задуман Спенсером как традиционно колониальный. На втором этаже, прямо над главной входной дверью, располагалась закругленная терраса, которую Спенсер гордо именовал своей башней. Иронично, но башня была фальшивой: в нее нельзя было попасть из дома, кроме как если выползти из одного из маленьких окон спальни на втором этаже и пройти по крыше.

Аннабель ни разу не видела, чтобы Спенсер это делал. Когда она только въехала сюда после свадьбы, дом казался ей великолепным. Он выглядел как мечта наивной молодой жены. И хотя уже тогда было в нем нечто темное и зловещее, Аннабель убедила себя, что переехать из элегантного родительского дома в свой собственный — знак чести. Увы, чем дольше она жила в нем, тем меньше и меньше он ей нравился.

Теперь она не увидела в нем никакой привлекательности. Детали были непропорциональны: закругленная терраса карикатурно велика, окна на верхнем уровне на фоне огромного плоского пространства белого сайдинга казались крошечными.

Шварцман смотрела на темный дом, вновь объятая холодным страхом, который чувствовала, живя внутри него. Гневом Спенсера были пропитаны идеально расставленные вазы и диваны, аккуратно развешанные картины. Одной неправильно расположенной подушки или слегка покосившейся картины было достаточно, чтобы тонкий слой его хладнокровия дал трещину.

Это был дом ее кошмаров.

Тот же дом. Другая женщина.

Женщина, способная посадить его за решетку.

Главная спальня находилась на противоположной стороне от гаража. И если ничего не изменилось, тот не был включен в систему сигнализации. Она войдет в боковую дверь, подбросит улики и снова выйдет. А потом просто позвонит в дверь.

Тишину ночи пронзил громкий механический щелчок. Дверь гаража поползла вверх. Анна пригнулась, прячась за ряд цветущих, ароматных кустов. Из гаража выехал золотой «Лексус» Спенсера. Машина свернула с подъездной дорожки и выехала на улицу.

Он уехал. Спенсер уехал. Это было слишком просто. Щварцман посмотрела на часы. Девять пятнадцать. Куда он собрался?

Как только Спенсер скрылся за углом, она посмотрела на улицу, ожидая увидеть, как вновь вспыхнут фары. Но нет, улица оставалась тихой и темной.

Так даже лучше, сказала себе Анна, выходя из кустов, и вновь зашагала к дому. Она подождет его внутри. Застанет врасплох. Если только это не ловушка и он каким-то образом знает, что она здесь. Возможно ли это? Ее легкие сжалась. Дышать стало тяжелее. Но какая разница?

В любом случае, ты туда идешь.

Анна обогнула дом и миновала небольшой сарай, где стояли мусорные баки. Дальше располагалось то, что Спенсер всегда называл «входом для горничной», а по сути дверь в гараж. Он отказывался входить в дом через нее. Точно так же как отказывался выносить мусор или убирать в комнатах.