– Постой! – перебила его Тай. – Так ты говоришь, Зива – «тюльпан»?

– Ну да, – кивнул Берри. – Я тогда этой системы еще не знал, но тут и задним числом не ошибешься. Такой «тюльпан», что хоть в рамку вставляй и на стену вешай, как образец.

– Так Нис же у нас «сейя»! А у «тюльпана» с «сейей» какие отношения?

– Демон мне в глотку, как я об этом раньше не подумал! – Берри хлопнул себя по лбу. – Неравноправные у них отношения! «Тюльпан» – Дознаватель, «сейя» – Еретик! Получается, что Нис, со всем ее даром влюблять в себя людей, тут нечего ловить!

– Да ты что, меня не знаешь? – возмутилась Нисада, которая давно уже, устав слушать непонятный язык, попросила поработать переводчиком Джарвиса. – С кем и когда я не могла договориться?!

– Со своим дядей, – отрезала Тай, когда Берри перевел эту реплику. – Кстати, ты его определять не пыталась?

– А чего тут пытаться? Если моя маменька, как вы говорите, «гиацинт», то и он тоже. Абсолютно два сапога пара.

– И что мы имеем в результате? – вопросила Тай, хотя и сама знала ответ.

– Имеем пару Любовников – «гиацинт» и «тюльпан», – отозвался Берри. – Идеальное взаимопонимание и самые лучшие отношения во всем цветнике. Такие же, как у нас с Нис, – он подмигнул возлюбленной. – И имеем «сейю», для которой королева – Дознаватель, а дядюшка – Суверен, в то время как она для него – Наемник. В общем, более гнилой расклад тяжело придумать при всем желании – двое неравноправных отношений, и в обоих Нисада подчиненная. Хрен собачий, с такими картами вообще не играют!

– И что вы мне предлагаете?! – взвилась Нисада, дослушав перевод. – Вернуться домой?! Да я им там все снесу, будь они мне хоть Суверены, хоть Дознаватели, хоть Кровные Мстители! Вы меня еще не знаете!

– Мы тебя знаем, – спокойно отозвалась Тай, поняв смысл самых последних слов и без перевода. – А скоро узнают и они, потому что у тебя есть кое-что, чего у них нет, а именно – навыки Ювелира. Поэтому для начала тебе придется забыть о том, что ты «сейя», и перестать сносить что бы то ни было. Помнишь, как Тинд давал нам упражнения на вживание?

– Еще бы, – кивнула Нисада. – Только в кого?

– Ну, например… да хотя бы в твою сестру Лар. Она «мимоза» и при всей ее слабости имеет для них куда больший вес, чем «сейя». Берри, ты не в курсе, нравились ли вашей Зивакут всякие поэмы, где чувствительная героиня льет слезы над могилой любимого?

– В общем, да, – хмыкнул Берри. – Только скорее про несчастных пленниц, которых рыцарь спасает из заточения. Она предпочитала счастливые концы.

– Вот это нам и надо! – обрадовалась Тай. – «Мимоза» для такого персонажа – самое оно. Итак, Нис, представь, что тобой управляет твоя сестренка. Дядюшка принуждал ее к браку, публично унизил, когда выяснил, что та скрыла свое кровотечение, да еще есть догадка, что собирался пользовать ее сам, вместо сынка. А если нет догадки, значит, будет. Что сделает Лар? С плачем кинется в ноги всесильной королеве, умоляя избавить ее от тирана. И при этом в должной мере проявит пресловутую девичью стыдливость, чтобы не обзывать дядю в лицо козлом безрогим и другими словами, которых он заслуживает. Как, сыграешь?

– Если другого выхода нет, придется играть, – вздохнула Нисада. – Только дядюшка все равно знает, что я не такая.

– Пусть знает. Твоя цель – не он, а королева-мать. Кстати, у тебя светлое платье с собой есть?

– Есть, – неохотно выдавила Нисада. – То, которое мне сшили для свадьбы Лар. Зачем я его взяла, и сама не знаю. Разве потому, что после траура по отцу у меня всего-то было два новых платья, и одно из них – это…

– Давай показывай, – распорядилась Тай.

Нисада приказала Хольрану остановиться, долго рылась в багажном ящике и наконец извлекла на свет бледно-розовое платье столь теплого оттенка, что он казался почти кремовым.

– Совершенно поросячий цвет! – выговорила она с отвращением. – Видеть его не могу!

– Зато это единственный оттенок розового, который идет к твоему дневному цвету волос! – отрезала Тай. – Недостатков у твоей маменьки, что блох на бродячей собаке, но отсутствие вкуса в их число явно не входит. Получишь печать на свой пергамент – можешь хоть сжечь это платье, но пока не получишь, в лиловом и красном показываться не смей! Волосы расчешешь и распустишь, все равно они у тебя под гребень не ложатся. Жаль, с лицом ничего сделать нельзя – здесь не Меналия, краска почти под запретом. У нас я бы тебе ресницы слегка усилила, я это и днем умею делать – похлопала бы ты ими перед Вороной Кобылицей, она бы тебя еще больше полюбила…

– Обойдусь как-нибудь без ее любви! – Нисада горделиво вскинула голову. – Мне с ней не спать. Я не из тех, кому нравится делать это с лошадьми!

– Вот только перед королевой не брякни чего-то подобного, – без улыбки бросила Тай. – И вообще не вздумай отколоть один из тех номеров, которыми ты прославилась в Замке. Ювелир и днем остается Ювелиром, это да, но если ночью это звание дает тебе неприкосновенность, то днем подобный статус только предстоит заработать!

…минуло еще дней десять, когда Тай вдруг начала ловить на себе чьи-то пристальные взгляды, пугающие своей настойчивостью. Сначала она предположила, что Тиндалл следит за ней, пытаясь угадать, она это или нет. Но сколько раз Тай ни оборачивалась (стараясь делать это как можно более внезапно), она всегда натыкалась лишь на лица, наглухо скрытые масками. Ни один из тех, кто попадался ей на глаза в эти дни, не выходил за рамки обычных Замковых типажей, и Тай решила, что Тиндалл здесь совершенно ни при чем, тем более, что означенное им время еще не миновало.

Но кто тогда, если не он?

Трудно поверить, но Тай не слишком-то задавалась этим вопросом. «Где ты ничего не можешь, там ты не должен ничего хотеть», – учила ее мать Лореммин, и девушка сочла, что данная мудрость справедлива и для Замка. Если на нее положил глаз кто-то из приближенных Элори, вряд ли с этим можно что-то поделать.

…В тот день она придумала себе платье с корсажем-сеткой, сплетенной из усаженных жемчужинами серебряных нитей. Тело между ячейками этой сетки по контрасту обретало кремовую притягательную теплоту. Рукава и юбка, легкие и широкие, были бледно-синими, с серебряным узором-инеем, крупные кольца высоко уложенных волос тоже отливали пепельным серебром. Но вот раскраска, нанесенная, как водится, в полумраке коридоров, на ярком свету оказалась неприятно жесткой, в особенности губы, обведенные четким контуром и покрытые синевато-стальным тоном, да и темно-синие, остро положенные тени не добавляли облику мягкости.

На нее то и дело оборачивались, и Тай окончательно поняла всю глубину своего промаха – получившийся резко-холодный образ идеально вписался в один из излюбленных Замковых канонов. В результате от желающих пригласить ее на танец прямо-таки не было отбоя, но ни один из этих желающих не показался ей даже забавным – томные юноши, мечтающие отдаться во власть «жестокой королевы», всегда вызывали у нее лишь презрение. Да и танцы, как назло, были все больше из тех, которые не доставляли ей никакого удовольствия. В конце концов бальный зал вымотал Тай до предела – не физически, ибо в Замке не было ни боли, ни усталости, а душевно.