Силендборг вскрикнул ликующе:

— Потом объясню!.. Сперва помогу сэру Кастельвану встретить лорда Лотце!

Он умчался, а Вирланд огляделся и осведомился с высокомерием герцога, а то и принца:

— Сэр Ричард, а где эти гнусные и весьма омерзительные твари?.. Я уже присмотрел, чьи головы развешу на стене своего замка, а чьи брошу собакам. Чужим, а то мои вдруг отравятся.

— Они поняли ваши намерения, — заверил я, — и удрали.

Он воскликнул возмущенно:

— Как это?.. Без драки? Такие подлые трусы?

— Скажите, — спросил я, — что вы помните… последнее?

Он ответил злобно:

— Я увидел их, выкрикнул свой боевой клич… и что‑то еще, не помню точно, поднял меч… но они куда‑то пропали, затем услышал ваши голоса и спустился вот… А отчего сэр Кастельван так возликовал?

— Что вы прогнали этих тварей, — заверил я. — Кто бы не обрадовался на его месте, увидев хозяина?

Вирланд сказал с достоинством:

— Это был мой долг.

Пока Кастельван общался с Лотце и его спутниками, Вирланд вышел из здания. Сэр Лотце соскочил на землю и пошел к нему, широко улыбаясь и разводя руки для объятия.

Я вздохнул и повернулся к сэру Силендборгу.

— Боюсь, он мало что скажет.

Тот скривился и сам отправился к Лотце, но через несколько минут подошел и сказал мрачно:

— Вы правы, они ничего не увидели… Даже удивились, когда я начал спрашивать насчет грозы. Только один что‑то промямлил насчет молнии, вроде бы блеснула пару раз.

— Но вы не уверены, — добавил я, — не сказал ли из вежливости, чтобы сделать вам приятное?

Он ответил упавшим голосом:

— Вот именно.

— Тогда и нам стоит, — сказал я, — как бы… спустить это на тормозах. Не отказываться, мало ли что говорят слуги, но и не подтверждать, понимаете?

Он посмотрел на меня пытливо.

— Делать вид, что всем почудилось?

— Даже слуги в это поверят сами, — заверил я. — Легче допустить такое, чем думать о такой мощи… У меня до сих пор мороз по коже! Подумать только, весь громаднейший замок вырвали из континуума…

Он насторожился, посмотрел на меня внимательно.

— Из чего — чего?

— Да это я так, — ответил я нехотя, — не мог подобрать слова, чтобы объяснить все это… когда из пространства и разом из времени… это ж какая мощь, если и вернули всех нас в ту же секунду! И даже посуда со столов не скатилась!

Он кивнул, но лицо оставалось серьезным и нахмуренным, словно пытался вспомнить, где он слышал это странное колдовское слово.

Коротко попрощавшись с Вирландом и гостями, им сейчас не до меня, я удалился в укромное местечко, а оттуда уже вылетела противная пахнущая рыбой уродливая птица, которую никто и подстрелить не захочет.

Я набрал высоту и мощно работал крыльями, стараясь стряхнуть это страшнейшее и сокрушительное унижение. Выходит, что я бегал, прятался, ползал, снова прятался, меня трясло от ужаса, но оказалось, что слишком много о себе возомнил, царь природы, такой мошкой никто не интересуется. Эти в блестящей оранжевой броне прибыли за кем‑то поважнее: сбежавшим магом или волшебником, работающим без лицензии, а то и еще кем‑то достаточно мощным, чтобы ищеек наделили правом абсолютной изоляции места, где удалось засечь его местонахождение.

И еще одна мысль тревожила: а не об этом ли гаде предупреждала та огненная из камина? Если так, то ищейки нечаянно спасли мою драгоценную для человечества и торжества тоталитарной демократии шкуру.

Или не совсем нечаянно? Пожалуй, если и разберусь когда‑то, то явно не сейчас.

Когда впереди вырос Геннегау, я в незримости пошел в сторону дворца, сделал круг, обостренное чувство опасности молчит, скользнул вниз, а дальше знакомый и даже натоптанный путь от смотровой площадки до своего кабинета.

Как почуяв, что принц на месте, в зале для приемов начали собираться герцоги и главные вельможи королевства. Я с тоской подумал, что все мои друзья и старые соратники разбросаны по дальним королевствам, охраняют рубежи, а я тут все еще среди чужих, где завтра выборы короля.

Сэр Жерар подошел сзади и шепнул совсем тихо:

— Только что примчался гонец. Я велел ждать в вашем кабинете.

Я встрепенулся.

— Гонец? Что‑то важное.

— Говорит, очень.

— Идем немедленно. Хотя нет, стой! Отыщи мою сестру Дженифер, но не задавай никаких вопросов, ясно?.. Сразу же доставь ее к леди Элинор, если она еще не у нее.

Жерар откланялся и ушел, передо мной распахнули двери в мой кабинет. Гонец сидит на стульчике у двери, капюшон надвинут на лоб, по фигуре видно, что высокий, крепко сложен, широк в плечах, таких даже жалко использовать в качестве гонцов, видно же, что хорош и в бою, и в прыжках с крыши на крышу…

— Сэр Дарси, — сказал я. — Ну да, Дональд Дарси.

Он поднялся, откинул капюшон.

— Вы очень проницательны, ваше высочество, — произнес он с великим уважением.

— Стараюсь, — ответил я настороженно.

Он огляделся.

— Вашей милой собачки, что с верблюда, что‑то не видно.

— Именно, — согласился я. — Смотрит на вас из‑за угла и облизывается.

Он поежился.

— Ваше высочество! Я к вам с очень важным донесением. Спешу предупредить, я не предал страну, как вы могли подумать, и по — прежнему верно служу королю Брандерии. Однако сведения достаточно важные, поэтому поспешил доставить их вам предельно срочно, даже не поставив в известность наши службы.

— Хорошо, — ответил я, все еще настороженно следя за его руками. — А почему это не… отклонение от государственных интересов?

— Потому что эти сведения не нанесут ущерба нашему королевству, — ответил он. — Скорее на пользу.

— Вы патриот, — буркнул я. — Ну так что там?

— Две важные новости…

— Значит, — сказал я, — одна плохая, другая еще хуже. А вы спрашиваете, с какой начинать?

Он смотрел на меня в упор, словно стараясь понять, как вот такое смогло создать могучий конгломерат из разных королевств.

— Ваше высочество, — произнес он твердо, — я не настолько изощрен. Вообще‑то обе, можно сказать, лучше некуда.

Я сказал бодро:

— Так чего стоишь? Давай рассказывай громко и внятно, как Томлинсон в аду. Или сперва вина?.. Садись вот здесь, тут мягче.

Он сказал ровным голосом:

— Нет — нет, ваше высочество, я не посмею. А новости просто чудесные… Первая касается императора Карла, о котором вы велели своим людям собрать как можно больше сведений. Так вот, он после долгих и мучительных раздумий внезапно раскаялся в своих ужасных грехах, разодрал одежды на теле и удалился в монастырь, заявив, что проведет там остаток дней.